(Из воспоминаний 1911 года) Она стояла на берегу моря и отрешенно смотрела вдаль. Белые пароходики по очереди отплывали от причала, разнося над волнами шоколадные обертки и обрывки песен, вырывающиеся из неплотно закрытых дверей палубных ресторанов. В капризном пенистом прибое уже проскальзывали недовольные осенние нотки, но бабье лето еще пыталось согреть своим призрачным теплом поредевший поток отдыхающих. Впрочем этот поток сейчас почти иссяк. Обычно многоголосая летом Ялта к осени притихала, и Вера часами прогуливалась в одиночестве по безлюдной набережной. Уезжать ей отсюда не хотелось, хотя все ее знакомые уже давно вернулись домой к своим будничным делам и заботам. Вера не любила осень – в эту пору она всегда грустила, особенно в Петербурге. Уж лучше пережить этот печальный переход ...
Последнее время в определенных кругах стало модным рассуждать о своих предыдущих воплощениях. Нередко можно услышать от посетителя какого-нибудь манерного салона горделивую фразу о том, какой потрясающей личностью он был в прошлой жизни где-то там: в Англии, или Франции, то ли в XII, то ли в XVII веке… Поскольку я действительно помню свои воплощения, то могу определенно сказать, что никакой потрясающей личностью я не была. Последнее воплощение, которое мне открыли, относилось к XVI веку – тогда я была тибетским монахом – письмоношей, доставлявшим во вне важные послания настоятеля монастыря Тхарпа-Чхой Лин. И вот я опять здесь – на Земле, в России, на рубеже XX-го и XXI-го веков. Но что было между моим нынешним воплощением и тем монахом – скрыто какой-то пеленой с мерцанием неясных образов ...
Ты прости меня, что не писала так долго – закрутилась, завертелась, как веретено, а толку чуть, и время ушло. Ты помнишь пустыню Сахару, какую во мне оставил мой бывший муж после развода? Ты знаешь, не хотела тебе писать об этом раньше, но видно придется признаться: твоя подруга все возненавидела и иссохшейся, древней старухой бредет по жизни. Вот такой “поэтический” образ. Ты спрашиваешь о поклонниках, признаюсь – не обездолена я в этом вопросе, но стала замечать, что поклонники мои в последнее время все больше увлекаются самим процессом поклонения, а я в этом процессе как будто уже и не участвую. Смотрю со стороны на их руки, так трепетно прикасающиеся к моим пальцам, и ничегошеньки, кроме их географического расположения, не ощущаю! Осознала я это недавно и ужаснулась – неужели старею?! ...
Третий день болтаясь по Москве без гроша в кармане, Игорь завистливо вглядывался в окна проезжавших мимо него иномарок с затемненными стеклами, пытаясь рассмотреть находящихся внутри счастливчиков. Деньги… Черт возьми, где же эти пресловутые бешеные «бабки», стекающиеся, по мнению провинциалов, в бездонные карманы москвичей со всей страны? И почему он – здоровый, умный и молодой еще мужик, не может отломить свой кусок от этого треклятого столичного пирога? Нет денег – значит, нет ничего: ни жилья в следующем месяце, ни жратвы на ближайшую неделю, ни даже билета до родного Мариуполя. Зато в записной книжке есть один адрес… Вспомнив об этом, Игорь криво усмехнулся и передернул плечами. Что ж… В конце концов, женщин в обозримом будущем у него тоже не предвидится, так не все ли равно куда ...
Щелк!. Массивная стальная дверь захлопнулась, и Кларк оказался в ловушке. Чертов старик Симмонс успел-таки нажать на кнопку и отрезать путь к бегству. Впрочем… Кларк усмехнулся, глядя на распластанное возле стола тело директора концерна «Симмонс и сыновья». Ну разве можно было предположить, что девять граммов свинца окажутся предпочтительнее трех миллионов долларов? Самоуверенность старшего поколения всегда приводила его в бешенство. «Сынок, ты знаешь, сколько раз мне угрожали такой вот штуковиной? Опусти-ка лучше свой ствол и, может быть, я разрешу тебе уйти. К тому же ты, кажется, не знаешь, откуда из него вылетают пульки? Дай-ка, покажу…» И вот теперь эта наглая жирная свинья валяется у его, Кларка, ног и не может ничего добавить к сказанному. Продырявленные головы, как правило, немногословны. ...
Щелкнув дверным замком, я открыл дверь. Там стоял Чекан и два его телохранителя. Кожаные куртки, джинсы, поношенные туфли, впрочем ничего выделяющегося, но кто они я знал. Чекан был предводителем преступной группировки средней руки, из тех, что уже поднялись в смысле денег и власти, но не оставили еще своих диких методов их добывания. Про его способы работы с "клиентами" ходили легенды, сами же "клиенты" уже обычно ходить не могли по причине нахождения либо в психушках, либо в реанимации, а а либо просто в лесу, под слоем земли. На этот раз "клиентом" стал я… * * * Моя жена умерла 5 лет назад, это был конечно тяжелый удар для меня, но всеже любовь бушующая в нас во время молодости, уже поутихла, к тому же я уже был морально готов к этому, у нее был рак горла и она медленно умирала уже ...
Член нависал над её лицом всей своей упругой мощью, потрясая воображение рельефом вен. Тугие яйца шлепали ей по переносице в такт погружениям члена в ее жаждущий рот. Два других члена входили и выходили в нее, время от времени совпадая по ритму друг с другом и доставляя ей особенное наслаждение. В какой-то момент она наконец почувствовала себя достаточно развратной шлюхой, сукой, блядью неистово ебущейся с тремя хуями одновременно, почувствовала свою давнюю мечту попробовать именно так, как сейчас – трахаться самозабвенно с тремя полузнакомыми мужиками, трахаться без всяких мыслей о приличии, подставлять свое тело без разбору и чувствовать в себе сразу три разных твердых трепещущих хуя. И как только до нее дошла эта волна, как только она увидела всё это как бы со стороны, её как будто ...
Ехать в магазин, где работала Лана, было уже поздно, и Самолетов направился прямо к гостинице, где она обитала. Свернув с семнадцатого шоссе, являющегося одновременно и главной улицей городка, на восьмую южную, он увидел название "Grand Inn". На боковой улице за гостиницей он нашел место для стоянки, припарковался и вышел из машины в необычайном волнении, смешанном с легкой сонливостью, которая не мешала, а наоборот, делала все происходящее вокруг похожим на сон. Тепло ночи смешивалось с терпким ароматом ветерка, доносящегося с океана. Из расположенного через дорогу луна-парка доносились крики и смех еще не угомонившихся посетителей. С идущей вдоль океана соседней улицы, залитой ярко-желтыми огнями, доносились популярные этим летом музыкальные ритмы, басами вырывающиеся из окон проезжающих ...
Сегодня он встал рано. Он шагал по знакомой Двадцать первой, его мысли витали далеко в облаках. Повернув на уже знакомую улицу с заветным двухэтажным белым домом, он поправил свой костюм и зашагал дальше. Он даже не заметил, что у знакомой калитки стоял полисмен в синей рубашке и фуражке с золотой кокардой. Его обогнала патрульная машина и остановилась у калитки, полисмен отдал честь. Бросив беглый взгляд в сторону машины, он опомнился. "Что случилось? Почему у знакомого дома патрульная машина и бравый полисмен?" Проделав оставшийся путь до калитки бегом, он остановился и отдышался. На его тупой вопрос полисмен ответил: "Сюда нельзя, здесь произошло убийство." На дальнейшие расспросы полисмен никак не реагировал. Из дверей вышел толстый лысый лейтенант и спокойно спросил у стража: "Кто ...
Был прекрасный летний вечер. Черные тучи затянули небо; начинал покрапывать дождик: И тем не менее для него вечер был прекрасен. Он шел но Двадцать первой стрит, ему было на все наплевать. Ведь только что он получил увольнение. Буквально два месяца назад его уволили из отдела по наркоте, где работал уже лет с пять, а теперь он лишился криминального отдела в "NY news". Работа была хорошей и сильно не напрягала, она даже начала нравится ему, но он не нравился шефу. Тот смеялся над ним, покрывал грязью за малейший проступок, а он терпеть не стал. Буквально час назад шефа увезли на скорой с "переломом носа", а он, подписав заявление, пошел домой. Но до дома ему дойти не судилось. Со светлой Двадцать первой он свернул на знакомую темную улочку, где светилась только одна неоновая реклама "Sem`s ...
