Попала

Летняя сессия сдана! Впереди каникулы, поездка к родителям и масса всяких замечательных вещей. Настроение у Джамили было чудесным. В городе к вечеру стало не так душно, к тому же кафе, где они с девчонками отмечали окончание учёбы, находилось прямо у реки, и там было прохладно. После кафе, Джамиля отказалась ехать с подружками и решила пройтись пешком. Тем более до квартиры, которую она снимала, было не далеко. По случаю похода в кафе она не стала одевать туфли на высоком каблуке, так как любила танцевать, а на каблуках много не на танцуешь. На ней была шифоновая блузка и белые, летние,, широкие брюки. На ногах были её любимые босоножки, с совершенно плоской тонкой подошвой и с тоненькими ремешками. Когда она их одевала, у неё было ощущение, что она ходит босиком. Вечер был хороший как и настроение у девушки. Пройдя по алее сквера, она вышла на проспект у высотной гостиницы. Как всегда, куча девок торговали собой, подбегая к останавливающимся машинам и окликая проходящих мимо мужчин. Джамиля проходила сквозь толпу проституток, и с интересом, присущим молодым, провинциалкам рассматривала. Вдруг подъехал автобус, и из него выскочили несколько человек в камуфляжной форме и начали отлавливать девушек и заталкивать их в автобус. Один из милиционеров схватил Джамилю за руку и то же поволок к автобусу.

– Отпустите меня, в чём дело – кричала испуганная девушка, яростно отбиваясь.

Но, здоровенный мужик, заломил ей руку, схватил за пояс джинсов и буквально зашвырнул в автобус. Другой, не меньших размеров, схватил за волосы и протащил к задней части автобуса, где была клетка, в которой уже сидели несколько девушек. Он открыл решётку и, поставив Джамиле пинка под зад, затолкал её в клетку.

– В клетку шлюха – гаркнул он и закрыл решётку.

Совершенно ошарашенная произошедшим, Джамиля начала дёргать решётку и кричать. Она пыталась убедить офицера в том, что она попала сюда случайно. Тот ни как не реагировал на выступления девушки.

– Послушай Красавица, проблем больших хочешь, угомонись, пока не поздно – окликнул её женский голос сзади – сядь, пока они тебя не взяли на заметку.

С Джамилёй заговорила симпатичная, но немного вульгарно раскрашенная девица.

– Как так, за что меня задержали, шакалы – продолжала Джамиля – я им устрою!

– Послушай – продолжала девушка – лучше сядь – и заткнись, а то они тебе точно устроят.

– Да на каком основании, и куда нас повезут?

– В ментовку, запишут, побьют немного и отпустят, только если ты замолчишь, а иначе будет хуже.

– Как так побьют? Испуганно, но уже шёпотом спросила Джамиля.

– Как как! – уже с раздражением продолжала девушка – если, наконец рот закроешь, то не сильно, если будешь базарить, то крепко! Мать твою!

В это время в клетку втолкнули еще двух девиц, и места больше не было. Всего было 12 девушек, и половина уже стояла, так как не было места сесть. В клетке было очень душно и тесно. Пахло духами на все вкусы, какие только можно вообразить, и женскими телами.

– Ну как же так, ведь если пожаловаться им влетит за такие выходки – опять зашептала Джамиля.

– Ни хрена им не будет – прошептала в ответ другая девушка, постарше на вид, которая тоже сидела рядом с Джамилёй.

– Ну это же не законно!

– Господи! Да от куда ты такая взялась на нашу голову, из п: ы на лыжах ты что ли выехала?

– Да нет, я просто первый раз в милицию попадаю, и к тому же ни за что! – со слезами на глазах продолжала шептать Джамиля – если меня ударят, я жалобу на них напишу, и им кранты – злобно сжав кулаки и плача шипела она.

– Тебя как зовут? – спросила первая девушка.

– Джамиля

– Послушай пожалуйста, Джамиля, меня внимательно, ты, к сожалению попала. За проституцию у нас полагается брать на учёт и отпускать. Но к нам в район пришла новый начальник отдела нравственности или как там он у них называется я не знаю. Этой майорше лет сорок девять, от неё мужик ушёл к молодой, она баб ненавидит и на нас зло срывает. Что бы мы боялись выходить на панель, она ввела телесные наказания, а что бы мы не жаловались, они заставляют подписывать протокол, что у нас изъяты наркотики. И оформляют, как положено.

– Да я ни какого протокола не подпишу – прошептала Джамиля – а потом всё равно жалобу настрочу, куда надо.

– Да оставь ты её Люська – обратилась девушка постарше к той, что разговаривала с Джамилёй.

– Да ладно, Маришка, жалко дуру – ответила Люся – и правда ведь ни за что попала.

– Не хер ходить где попало, по вечерам – продолжала Марина – а когда вон тот дятел – она кивнула на здоровенного милиционера – пройдётся по твоим подошвам своей резиновой дубинкой, то, поверь мне, ты подпишешь чистосердечное признание, что в Ленина стреляла. Я, как и ты, крутая была, когда три месяца назад первый раз попала. Отказалась подписывать, так меня два этих здоровых мусора в две дубинки угощали. Я после второго удара согласилась. Но они меня так отделали, что я почти потеряла сознание. Я всё подписала, из ментовки на четвереньках выползала. Я потом неделю ходить не могла. Пятки с подошвами ничего, обычно на третий, край, четвёртый день проходят, а они меня ещё и по пальцам били. Они когда бьют, кладут на деревянную лавку, на живот. Руки за спиной в наручниках, один мент на ноги садится и за щиколотки держит, прижимая ноги к лавке, пятки с подошвами ничего, там мякоти много, а вот пальцы, как между молотом и наковальней получаются. Мои десять дней синими были.

А Люська тихо себя вела, всё молча подписала, получила свои двадцать по пяточкам и на второй день к вечеру, по панели, как козочка скакала. Ну больно, ну по орала, но за то из ментовки на цыпочках сама ушла, а меня девки волоком тащили.

– А почему именно по подошвам? – спросила Джамиля.

– Больно очень, а следов мало и проходят быстро – пояснила Люся.

В это время автобус тронулся, и девушки замолчали. Джамиля рассматривала их ноги, представляя как изящные, длинные, ровные пальчики, выглядывающие из Марининых, открытых босоножек, выглядели после побоев. Ей стало страшно, она тихо заплакала.

– Да, ладно не плачь ты, это Ольге надо плакать – сказала Люся, кивая в сторону полненькой симпатичной девушки – она пятый раз попадает, ей шестьдесят ударов корячится.

– В смысле? Не поняла Джамиля.

– Первый раз двадцать, а потом за каждое новое попадание в ментовку, добавляют по десять ударов, Мы с Маринкой по сорок получим. Так что нам в пору плакать, а не тебе. И ещё, они деньги все забирают, если у тебя есть, то лучше отдай, не прячь, это они называют. Юлька у нас была, хитрожопая, так она стольник баксов, в трусах спрятала, когда шмонали, нашли.

– А что ещё и обыскивать будут? – испуганно, с широко открытыми глазами спросила Джамиля.

– Ещё как и в п: у и в жопу залезут, притом мужики – продолжала Люся – а Юльку по приказу майорши, сначала трахнули хором, потом подвесили за большие пальцы ног к водопроводной трубе в подвале. А руки за спиной в наручниках, она так целый час висела, а потом майорша ей лично сотню палок ввалила, Юлька сознание два раза теряла. Мы её потом в травму увезли, у неё ступни синие были, а пальцы чёрные. Один палец сломанный оказался, она после этого куда то уехала.

– Но ведь так нельзя! Нужно что-нибудь делать! – с надрывом зашептала Джамиля – как это терпеть всё можно, средневековье какое то, тридцать седьмой год. Нужно всем вместе написать на эту майоршу!

– Мы бы могли район поменять, но наш сутенёр Макс, приказал здесь работать. У нас беспроигрышная лотерея. Если на панели, от ментов получим, если не выйдем на работу, от Макса, чёрт его знает, что хуже – с грустной улыбкой сказала Марина.

– А жалобу, на неё написала одна девочка, Софа. Так эта жалоба, вместе с экспертизой, где описывали битые подошвы Софы, через час у майорши была. Так менты с ней так разделались, что не дай бог – махнула рукой Люся – она ещё додумалась майоршу послать, идиотка.

– А что с ней было? – холодея от ужаса, спросила Джамиля.

– Её закрыли на пятнадцать суток – продолжила Марина – ночью менты хором трахают во все дыры, утром по жопе били, вечером по пяткам, а весь день у майорши под столом сидела, и ступни ей вылизывала и пальцы на ногах сосала. Если не старалась, так майорша ей по подошвам добавляла. Мы её благо, за штуку баксов на шестой день выкупили, еле живую, отлежалась неделю, и то же отсюда уехала.

Автобус въехал во двор отделения милиции:..

Девушек грубо выталкали из автобуса и рассадили в две камеры по шесть человек.

Джамиля попала в камеру с Люсей, Мариной, полненькой Олей и ещё двумя девушками. Оля тихо плакала, а добрая Люся пыталась её взбодрить.

– Ну ладно, подруга, не в первой – уговаривала она, гладя Олины плечи – ну что теперь поделаешь.

– Я вообще не могу боль терпеть, а майорша обещала меня до полусмерти избить если ещё раз попаду. – завыла Ольга в голос.

– Да успокойся, милая, успокойся – продолжала Люся – я то же не могу терпеть.

– Жанка! – окликнула Марина, смуглую девушку сидящую в стороне от всех – вам та с Надькой в кайф будет – улыбнулась она – вы же мазы у нас.

– В кайф когда за бабки и по договорённости – на редкость низким голосом ответила Жанна.

– А ты чё, в первый раз – спросила Марина.

– В первый – кивнула Жанна.

– Тогда прости, юмор не по теме – тихо извинилась Марина.

В камере наступила тишина, прерываемая только всхлипыванием Ольги. У девушек уже кончилось бахвальство и они все испуганно, напряжённо ждали своей участи. Через некоторое время в коридоре раздались шаги и послышался звук открывающейся двери. Затем мужские и женские голоса. Разобрать слова было трудно, но интонация женских голосов была явно просящая.

– Наших повели к майорше – грустно констатировала Марина.

– Началось – добавила Люся – готовьте пятки подруги.

– Я умру, – громче зарыдала Ольга.

– А чё, больно – спросила Жанна.

– Да уж, это не твои старые импотенты с игрушечными плётками – съязвила Марина.

– Чё, прям сильно бьют – уточнила Жанна.

Ей ни кто не ответил. Все в ожидании прислушивались к шагам в коридоре и смотрели на дверь. Так прошло минут пять. Ольга перестала плакать. В камере было гнетуще тихо.

– А куда их увели – спросила девушка, имени которой Джамиля не знала.

– В комнату напротив – ответила Марина – сейчас обшмонают, потом девки бумагу напишут, потом п:.