Рассказы с описанием несовершеннолетних запрещены.

Вы можете сообщить о проблеме в конце рассказа.

Карьера порнографа

6 306 просмотров • пожаловаться
Автор: Споттер
Секс группа: Подростки
1  [2]  [3]

Предисловие.

Вот уж не думал, что возьмусь писать историю того, как я стал... хех, страшно подумать – детским порнографом! А вот, однако же, взялся. Всё-таки опыт – такая штука, которую надо передавать, грешно в себе прятать, вот и решил написать эдакий самоучитель для молодых начинающих фотографов, да заодно рассказать, как приходят в этот бизнес, как деньги зарабатывают. Понятно, что этому в институте не научат, детская порнография – тема запретная, за это вроде даже сажают в тюрьму. Но я, как видите, тюрьмы пока избежал, чего всем и желаю.
Таких, как я, порнографов, часто представляют эдакими лысоватыми дядечками с потными ладошками, которые масляными глазками поглядывают на маленьких девочек и норовят ухватить их за попку. Это не совсем так. Точнее, совсем не так. Мы – такие же художники, как, скажем, фотопейзажисты или рекламные фотографы, просто фотографируем не пейзажи, а девочек. И выглядим мы обыкновенно, и работаем не для того, чтобы удовлетворить свою похоть, а для того, чтобы кормить свои семьи. Тот, кто приходит в этот бизнес из-за нездоровой тяги к девочкам, долго здесь не работает. Чаще всего он попадает в тюрьму, потому что в один прекрасный день его модель возвращается домой в слезах и пропитанных кровью трусиках, или он начинает клеить девочек на улице, или начинает гнать откровенную халтуру из-за того, что слюна видоискатель заливает. С такими мой работодатель, Димка, расстается мгновенно. Может заодно и по шее навешать. А я уже пятый год с ним работаю, и ни разу нареканий не было. Мы – профессионалы. Наша цель – искусство. И пока есть люди, готовые за него платить, мы будем работать. Кто платит за нашу работу и зачем, я потом расскажу. А сейчас о том, как я получил эту работу и кто меня в неё втянул.

Первый шаг.

Начнём с того, что вообще-то я не фотограф, а инженер-строитель. Проектировал в рабочее время системы отопления для коттеджей. Фотография всегда была моим хобби, моим единственным увлечением и моей страстью. Тем, кто понимает, скажу, что у меня – фотолюбителя, ещё в советские времена был "Третий Никон" – фотоаппарат, который не каждый профи мог себе позволить. А разной аппаратуры в доме было не меньше, чем в хорошем фотоателье. Дошло до того, что жена, устав запинаться об кучи фотопринадлежностей, договорилась со своей мамой – директором школы, что мне отведут небольшую комнатку под фотолабораторию. За это я обязался создать и дважды в неделю вести школьный фотокружок. Это и был мой первый шаг в порнобизнес. И этот шаг я сделал под влиянием своей жены... забавно, не правда ли?

Если вы думаете, что, дорвавшись до школы, я начал раздевать перед объективом школьниц, вы ошибаетесь. У меня этого и в мыслях не было. Честно говоря, и кружок-то я поначалу вёл спустя рукава, но, когда через полгода мои ученики стали брать призы на районных, городских и областных фотовыставках, увлекся по-настоящему и целыми вечерами, а часто по субботам и воскресеньям, пропадал в школе. Так прошло тринадцать лет. Уже и директор в школе сменился, и советская власть закончилась, а мой фотокружок всё продолжал обрастать призами и почетными грамотами.
В августе 98-го я потерял работу. Коттеджи новым русским стали не нужны, строительство замерло, фирма, где я работал, лопнула. Новый директор школы, добрый человек, предложил мне полторы ставки учителя труда плюс фотокружок, за который мне, через тринадцать лет, наконец-то, стали платить деньги. Став учителем, я поменял комнатку фотокружка на шикарную студию в школьном пристрое, где находились кабинеты труда. Оборудования было полно, плюс много чего притащили родители школьников, потерявшие интерес к Зенитам, Киевам и домашней фотопечати. Так что "собственное настоящее школьное фотоателье" стало гордостью школы и сниматься у моих учеников не считали зазорным даже чиновники районо.

Вообще, принято считать, что мы, порнодельцы, втягиваем невинных детей в разврат, растлеваем, совращаем, насилуем. Да чёрта с два! Это дети меня совратили, вовлекли и даже однажды практически изнасиловали. История началась с того, что четырнадцатилетний Миша Краев, мой ученик, весьма посредственный фотограф, подававший мало надежд, как-то раз после занятий подошел ко мне с черным пакетом и сказал...

– Иван Михалыч, я тут дома одну серию отпечатал, не посмотрите?

– Отчего же не посмотреть, посмотрю. Только что ж не на занятии, ребятам бы похвастался, – я считал особой доблестью, когда кружковцы заводили дома собственную лабораторию и печатали черно-белые карточки на дому, а не в минилабе. Я называл это верностью фотоделу.

– Да нет, – замялся Миша, это при всех нельзя. Это... – он вызывающе глянул мне в глаза. – Мой первый опыт в жанре ню.

– Хм... любопытно, любопытно, – поначалу я не знал, как реагировать. Так меня школьники ещё не эпатировали. Впрочем, вспомнив, что тёща рассказывала о педагогике, я решил отнестись к делу немного проще. Если он думает, что меня этим может выбить из колеи, хрен ему, балбесу. Не такое видали.

Сев за стол, я вытащил фотографии из конверта. Увидев первую из них, я едва справился с волнением. На чёрно-белом снимке, небрежно отпечатанном на моей любимой чуть коричневатой фотобумаге "Бромпортрет", была изображена Мишина одноклассница Полина Гарина. Полина, которую я считал образцом поведения и прилежания. Умница и красавица, фигуристка, финалистка школьного конкурса красоты стояла перед объективом совершенно голая, уставившись в пол, держа в опущенных руках трусики и лифчик. Длинные русые волосы полностью закрывали лицо, но не узнать Полину было невозможно.

– Это она стесняется, – прокомментировал юный балбес. – Знаете, сколько уговаривали... только вы не говорите никому.

Сказать что-либо кому-нибудь я не мог, потому что язык присох к нёбу. Кровь молотом била в барабанные перепонки. Следующий снимок был ещё краше. Лифчик уже валялся на полу, девочка отворачивала и прикрывала рукой лицо, а кто-то из-за края кадра тянул в сторону её левую ногу, открывая объективу скрытую прежде между ножек щель. Полина явно пыталась укрыться от безжалостного луча вспышки в углу комнаты, но ей не позволяли. На следующих кадрах было видно, что фотографа интересовал прежде всего нежный лобок малышки, поэтому грудь ей удавалось спрятать то за волосами, то за трусиками, которые она продолжала сжимать в руке. Двадцать две фотографии показывали то спинку уткнувшейся лицом в угол девочки, то крупно маленькую, но невероятно округлую попку, то насильно раздвинутые кем-то ножки с размытым овалом промежности посредине. Последней в пачке была фотография, где Полина сидела на полу и, смеясь, пыталась стащить с дивана покрывало. Тут Мишка вытащил ещё один конверт.

– А вот тут она уже не стесняется. Привыкла.

Действительно, Полина стесняться перестала. Развратные позы, скопированные из порножурналов, "демонические" взгляды говорили о том, что девочка сочла "программу сопротивления" выполненной и увлеклась. Тут я смог разглядеть её тело более подробно. Грудь фотомодели была великолепна. Два идеально ровных полушария примерно второго размера увенчаны очень маленькими, буквально точечными сосками. Лобок ещё не полностью порос волосами, лишь небольшая поросль обрамляла и подчеркивала то, что в перспективе должно было стать половой щелью. Идеально плоский живот, тонкая талия и округлившиеся уже бедра не давали мне оторвать взгляда от снимка. Нужно было срочно что-то сказать, я лихорадочно искал подходящие слова...

– Итак, Миша, ты хочешь, чтобы я это прокомментировал? – в свой голос я постарался добавить как можно больше металла. Вместо ответа Михаил судорожно сглотнул слюну и покраснел.

– Так вот, Миша... я хочу, чтобы ты запомнил одну вещь. Никогда... ты слышишь, никогда в жизни не снимай акт...

– Что?

– Я говорю, никогда не снимай обнаженную натуру с направленной накамерной вспышкой. Видишь эти безобразные тени? А кроме того, разве это фон? Этот телевизор и этот обшарпанный угол – это фон? И ещё... каким должно быть рисующее освещение при съемке портрета?

– Э-э-э... передне-верхне-боковым...

– Вот именно. А для чего?

– Чтобы показать объём.

– Верно. А почему ты решил, что при съемке ню это правило не действует? Ладно, контровика нет, но рисунок-то... ты посмотри, ты ж девочке грудь по спине размазал. Тебе её грудь нравится?

– Очень...

– А мне – нет. Потому что ты её снял, как судмедэксперт... на убийстве.

– Так я думал свет поставить, но у меня ж ничего нет, кроме этой вспышки.

– Миша, если я правильно ошибаюсь, то вспышка у тебя "Яшика", у которой голова во все стороны вертится. Что тебе мешало луч от потолка или от стены отразить?

– Так не до того было. Полинку уговаривал.

– Вот именно. Цель посмотреть письку затмила для тебя композицию, свет, и вообще ты про фотографию забыл.

– Извините.

– Да ты передо мной-то не извиняйся. Ты хоть Полине эту халтуру не показывал?

– Показывал. Ей не понравилось.

– Не понравилось... Она тебе не будет больше позировать, и правильно сделает. Миша, твой первый опыт съемок голых девочек весьма неудачен. А знаешь, почему? Потому что ты ещё не умеешь фотографировать. Вот лет через десять, когда камера станет продолжением твоего глаза и твоей руки, возможно, у тебя что-то и получится. А сейчас нарабатывай технические навыки. Возьми в ящике пленку и отсними мне к следующему занятию голову Аристотеля в 14 разных вариантах по ракурсу и свету. Про контровик не забудь.

– Понял...

– А теперь главное. Я хочу, чтобы ты понял. Если кто-то ещё увидит эти фотографии, или узнает о них, жизнь девочки будет искалечена. Ты это понимаешь? Тебе я тоже не позавидую. Её папа оторвёт тебе голову в две секунды. Сколько ты отпечатал фотографий?

– Да вот только эти... остальное – брак, я сразу порвал...

– Верю на слово. Но прямо сейчас мы поедем к тебе домой и уничтожим негативы. А фотографии сожжем прямо здесь...

По глазам Миши я понял, что сорвал его персональную дворовую, а может, и школьную фотовыставку.

– Ладно, поехали...

... В тот вечер мы торжественно сожгли в костерке у помойки три пленки, так и не ставшие Мишиным дебютом в порнографии. Я ехал домой в троллейбусе, гордясь своим педагогическим талантом, и жалел, что нельзя никому рассказать о том, как я выкрутился из сложной для любого педагога ситуации.