Поиграли

... рассказал как то один знакомый, после удачного секса...

Пришел Ромка. Он был на год или полтора меня старше и был заводилой во всех наших проделках. Мне тогда было лет девять – десять. На дворе стояло лето, родители были на работе, я только что закончил делать уроки и собирался пойти погулять. Но как я уже сказал – пришел Ромка. Он был страшно взволнован и сказал, что гулять мы не пойдем, пока он не попьет чаю. Отказывать ему я, честно говоря, побаивался, потому что он был сильнее и вообще довольно хулиганистый пацан.

Он разулся, прошел на кухню, сам налил себе чай, залез в холодильник, достал из него палку сервелата и сделал бутерброд. Я сел напротив и стал терпеливо ждать, когда он наестся.
Ромка чавкал, хлюпал чаем и судя по его лихорадочно бегающим глазам о чем то напряженно размышлял. У него явно, что-то вертелось на уме, но он еще не решил можно ли мне об этом говорить. Я, зная его натуру, не очень-то и хотел узнать, что его беспокоит, потому что подобные случаи не раз уже были – он придумывал какую-нибудь выходку, за которую потом влетало нам обоим, а то и мне одному.

В конце концов, Ромка не выдержал и посвятил меня:

– Я сегодня видел как ебутся!

Слово оказалось для меня совершенно лишенным смысла, и я спросил:

– Зачем?

– За шкафом, – хмыкнул Ромка, – Ебутся не "за чем", а "как". Ты хоть знаешь что это такое?

Я пожал плечами и мотнул головой. Ромка охотно пояснил.

– Это когда мужик ложиться на бабу и прыгает на ней.

– А зачем? – снова спросил я, потому что такие действия показались мне очень глупыми и я, честно говоря, решил, что Ромка врет.

– Потому что взрослые так делают, – пояснил он.

– Да врешь ты, – робко предположил я, – Где ты такое видел, а я нет?

– Да ты не дорос еще. А я вчера услышал ночью у родителей шум, заглянул тихонько – а они ебутся.

Я представил себе Ромкиных родителей – большой дядя Гриша в майке и спортивных штанах прыгает на Катерине Николаевне, одетой как всегда в халатик и пушистые тапочки. Картина была нелепая, я вообще не мог представить, как можно прыгать лежа.

Видимо сомнение отразилось на моем лице, потому что Ромка насупился.

– Не веришь?

– Верю, – поспешно сказал я, – Ромка, а пойдем гулять, а? Ты же поел уже, и пацаны, наверное, ждут.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Ромка, – Только давай сначала быстро поиграем и пойдем.

Я. уже было обрадовавшийся, снова насторожился.

– Во что?

– В "ебутся", – он выжидательно на меня посмотрел.

– А как? – мне идея не понравилась, я не мог понять, как можно играть в то, что я себе не могу представить.

– Блин, – разозлился Ромка, – Я же тебе уже сказал как!

Я немного испугался.

– Хорошо, давай, только не долго ладно?

– Чур, я сверху, – тут же выкрикнул он, – словно ждал моего согласия.

Я помолчал.

– А кто будет тетей, а кто дядей?

– Я же сказал я сверху, значит я мужик, а ты баба.

– Не хочу, – насупился я. Вот еще обзывается.

– Да это же понарошку, – успокоил Ромка, – потом поменяемся.

– Ну ладно. А где играть будем?

Ромка подумал.
– На кровати, как и положено. Только тебе надо переодеться.

– Во что? – не понял я.

– Во что – ни будь мамино.

– Нет. – я покачал головой. Родительские вещи брать нельзя. Мне за это попадет. К тому же мне, почему то не приятно было думать о том, чтобы одеть мамины вещи.

– Ну так надо, – снова начал злиться Ромка, – Это игра такая. В ней так надо.

– Ну ладно, – нехотя согласился я и напомнил еще раз, – Только недолго ладно?

– Ладно, ладно, – просиял Ромка и выскочил из кухни.

Я слишком поздно сообразил, что он делает и, когда догнал его, он уже был в маминой комнате.

– Рома! Сюда же нельзя, – просяще сказал я.

На него это не произвело впечатления и оглянувшись он подошел к шкафу и открыл его.

– Ну нельзя же, Рома, ну пожалуйста, – заныл я, – Меня же ругать будут.

– Не бойся, – успокоил он роясь в маминых вещах, – все положим обратно.

Он вытащил ворох одежды и положил ее на софу.

– Вот. Раздевайся, а я выберу, что тебе одеть.

Не дожидаясь моих действий, он стянул с меня свитер, толкнул на кровать, и когда я плюхнулся на нее, задрал в воздух мои ноги и стянул с меня спортивки вместе с носками и плавками. Я опешил и когда выпутался из штанов, то уже сидел в одной футболке.

– Снимай, снимай, – командовал Ромка, – запихивая мою одежду под софу.

Нехотя я стащил с себя футболку и остался совсем голеньким. Ромка одобрительно на меня посмотрел и покопался в куче вытащенной из шкафа одежды.

– Держи. – он протянул мне колготки.

Я взял их и расправив натянул на ноги. Довольно долго я носил под спортивками детские колготки, и теперь одеть женские у меня получилось довольно ловко – принцип был тот же – собираешь колготу и гладящими движениями натягиваешь на ногу. Вот только смотрелись они совсем иначе. Прозрачные, тугие, стягивающие тело не скрывающие наготу а наоборот делающие меня словно еще более обнаженным. По странной причине, там где сходятся ноги у колготок был вырез и мои маленькие вещички свободно свисали.

– Так, – удовлетворенно хмыкнул Ромка и погладил меня по ноге. Рука его скользила по материалу колготок, с каким то новым для меня ощущением.

– Теперь это, – он протянул лифчик. – Давай сюда руки, теперь повернись... вот! – он защелкнул застежку у меня на спине.

Лифчик был тоже полупрозрачный, стягивал грудь, но спереди висел тряпкой.

– Подожди-ка, – Ромка вытащил из кармана джинс два розовых воздушных шарика, – Стой здесь, я сейчас.

Он выбежал из комнаты, и я услышал шум воды. Пока я размышлял, зачем это он носит с собой воздушные шары, Ромка вернулся, неся в каждой руке два розовых, колышущихся пузыря, размером с большой апельсин каждый.

– Иди-ка сюда, – он вложил шары мне в лифчик, и тот сразу натянулся на груди, лямки надавили на плечи и у меня под носом заколыхались розовые... сиськи. Да именно так это и выглядело. Я бросил взгляд в трюмо и увидел себя во весь рост. Из зеркала смотрел я, но с женским телом. При этом почти голым телом. Голенькие ножки, лифчик, едва прикрывающий грудь...

– Нравится? – ехидно поинтересовался Ромка, – Подожди, это только начало. Вот одевай.

Я с некоторым трудом оторвал взгляд от зеркала и взял у Ромки черные лакированные босоножки на высоченном каблуке. Они оказались самую малость велики, и когда я закончил застегивать многочисленные ремешки, Ромка уже подступил ко мне с маминой косметикой в руках.

– А теперь сиди и не дергайся, – посоветовал он.

Минут десять он возился с моим лицом, перебирая, карандаши, кисточки и помаду, после чего взял белый парик, и натянул его мне на голову. Резинки парика плотно охватили лоб, виски и затылок. Во всем теле я чувствовал давление, стягивание: ноги плотно охватывали колготки, грудь – лифчик, от наполненных горячей водой шаров шло приятное тепло, щиколотки были перетянуты ремешками босоножек, голова – париком, на лице я ощущал косметику, на губах вкус помады. Все это было очень необычно и начинало волновать меня. Мой свисающий членик потихоньку начал твердеть, особенно когда Ромка случайно задевал его, манипулируя со мной. Я был приучен думать, что когда такое происходит, это нужно скрывать. Сделать это сейчас было невозможно.

Ромка меж тем нацепил мне на шею какую-то бархатную ленточку с висюлькой, а на мочках ушей защелкнул фиолетовые клипсы. Потом выбрал из шкатулки самое маленькое колечко и браслет, браслет он одел мне на левое запястье, а кольцо на безымянный палец правой руки.

– Ну вот, вроде все, – каким то странным тоном сказал Ромка, – Можешь на себя посмотреть.

Я поднялся, взглянул в зеркало и обомлел. На меня смотрела светловолосая нагая женщина, накрашенная и очень взволнованная. Катерину Николаевну я представлял себе совсем по другому. А на такой как прыгать? Ее можно только трогать тихонько и смотреть на нее. Но Ромка думал, видимо по-другому. Он уже тащил меня на кровать, развернул к себе лицом, толкнул, и я снова бухнулся на софу, только шары колыхнулись вверх и вниз. Ромка навалился сверху. Я попытался выползти из под него, но суча ногами добился только того, что они оказались раздвинуты и между ними оказались Ромкины бедра. Я запыхтел, выкручиваясь всем телом, пытаясь сбросить его и резко подался низом тела вверх, опираясь на расставленные ноги. Мне это почти удалось, но Ромка снова придавил меня, как-то странно толкнув низом живота вниз и вперед. Я снова подался наверх, но был опять припечатан. Руками я начал толкать его в грудь, но он схватил меня за запястья и развел мои руки, потом завернул их мне за голову, скрестил и придавил одной своей ладонью, а другой начал мять выпирающие из лифчика шары. При этом он постоянно резко толкал меня между ног низом своего живота, а я наоборот пытался подбросить его вверх, чтобы выскользнуть из под него. Мы оба тяжело дышали, но я безнадежно проигрывал, потому что Ромка был сильнее и тяжелее меня. Это продолжалось несколько минут, я бился под ним и выгибался вверх, а Ромка часто и резко толкал меня между ног, снова прижимая к кровати. До меня дошло, что это и называется "прыгать на бабе". Думать о том, что я и есть та тетя, на которой прыгают мне, было очень обидно, и против моего желания я начал плакать. Я ненавидел Ромку за то что он пришел и насильно переодел меня в девчонку, а когда мне это понравилось, повалил на кровать и начал прыгать на мне. Я всхлипывал, слезы катились по щекам, вздрагивали заломанные руки, затянутые в колготки ноги елозили по покрывалу, а Ромка продолжал свои "прыжки". При этом он постоянно задевал мой напрягшийся членик, и я начал замечать, что мне это нравится. Очень быстро приятное чувство стало нарастать несравнимым удовольствием внизу живота. Как раз там, куда толкал меня Ромка. Я почему то продолжал всхлипывать, но уже не плакал. Тело перестало слушаться меня и словно само подпрыгивало навстречу Ромкиным толчкам. Сами собой обутые в босоножки ступни взлетели в воздух, бедра раздвинулись еще шире, коленки почти прижались к плечам. Я словно раскрылся, давая Ромке возможность толкать меня сильнее. Я задрожал и начал что-то мычать, все еще пытаясь освободить руки, но уже сам, не зная для чего. Что-то должно было случиться, и вдруг мои задранные в воздух ноги с силой обхватили Ромку, щиколотки сплелись на его спине, я выгнулся дугой, приподнимая его, прижимаясь к нему, низ моего живота ожгло то ли жаром, то ли холодом, я взвизгнул и обмяк.