Дотянуться до Неба

Какие же всё таки глупцы, эти ничтожные людишки, сумевшие ни разу не испытать подобного в своей жизни, они ведь даже и не знают, даже и не догадываются, чего себя лишили? Ах, если б они только знали, только знали, то, наверное, сюда образовалась бы большая и длинная очередь, очередь, конца которой не видно, ведь если бы он и появился, то за ним сразу бы появились другие, так и прибывало бы пополнение к суровой армии страждущих, так же хотевших испытать это и готовые отдать всё, что угодно, они не постоят за ценой и готовы расплачиваться даже собственной жизнью, чего бы это им не стоило...
Колян не дурак, он так и сделал. И вот он здесь, наблюдает за собой со стороны, лёжа в грязи. Там ему хорошо, а здесь ему плохо. И не может встать лишь потому, что полностью опустился, упал, уронил свою сущность в грязь. До этого он потерял всё человеческое, а теперь ещё и окончательно опустился, превратившись в тварь, жалкого гада, который пресмыкается, питается падалью и отбросами, ползает как гнусный червь. Этим он и являлся сейчас. И он пополз пресмыкаться дальше, к концу своей жизни, который уже был ему известен, и оставалось ему совсем не долго, самую малость. Так и ползёт Колян, обессиливший и обезумевший от подобной экскурсии. Он покрылся пылью и стал похож на сморщенного старца, теряющего силы с каждым новым своим движением. Но он продолжает свой путь, он несёт свой кирпич к алтарю мироздания, он прокладывает путь для других поколений, хотя, в-общем, для кого собственно? Ради чего он прожил? Что он успел сделать, а что не успел? Нет. Он не прожил жизнь так, чтобы потом не было мучительно боьно, за бесцельно прожитые годы, всё у него наоборот, он протранжирил свою жизнь как никто другой и сейчас сожалеет об этом, потому что это всё, что ему остаётся, сожалеть о безвозвратно утерянном, которое не вернуть. Вот если бы всё начать заново... Старый и немощный он ползёт до тех пор, пока не упирается плешивой головой в чьи-то ноги, вставшие перед ним и преградившие ему путь. Он приподнимает свой трясущийся жбан и стремляет пустой взгляд вверх, на объект с ногами. Можно понять силу его впечатления от того, что он увидел. А увидел он того самого диллера, злого волшебника, снабжавшего при жизни его наркотой.

Он был одет в чёрную рясу, лицо его выглядело расплывчатым. Коляна удивило его спокойствие, присутствующее в нём, наполняющее его до краёв. Он был непоколебим со сложенными на груди руками. Колян не ожидал увидеть его здесь, в своём кошмаре, точнее, он ожидал увидеть всё что угодно и кого угодно, но только не его, и он спросил:

– Кто ты?

Человек в рясе упорно молчал, возвышаясь над ним неприступной громадиной, той вещью, о что Колян сломался, разбившись об него словно корабль, налетевший на спрятавшиеся в морксой глади рифы, и тогда он спросил, хотя ему трудно было говорить, язык не поворачивался и постепенно переставал слушаться его:

– Кто ты?

– Я, твой Бог, – ответил человек спокойным тихим голосом, не заставив дрогнуть ни один мускул на своём лице.

– Я думал он другой, он кажется создал людей по образу и подобию своему, а тебя я знаю. Нет, ты не Бог, ты обманываешь меня.
Человек в рясе ничего не ответил на это, продолжая возвышаться над ним, теперь он оторвавшись от земли парит в воздухе, источяя из себя зловонный запах разложения.

Колян не унимался:

– А почему над твоей головой нет светящегося ореола, как у всех святых?

– Потому что ты не заслужил такой почести.

Коляна обеспокоил этот ответ, дальше он услышал следующее:

– Не ожидал увидеть меня здесь!

– Нет, не ожидал!

Злой волшебник опять замолчал, уставившись на жалкое существо снизу, барахтающийся в грязи и облепленный ею.

– Посмотри на себя, в кого ты превратился?

– Ни в кого.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать, – ответил Колян, но сразу же понял свою оплошность. Ему было двадцать, но выглядел он старым, жалким и немощным стариком.

Божество не унималось, не услышав вразумительного ответа на свой вопрос:

– Ты пошутил, да. Сколько тебе лет?

Колян заплакал, загнанный в тупик непонимания, он не сразу сообразил, что от него требуется, но догадавшись, что отпираться бесполезно, что он сейчас не в таком положении, чтобы строить из себя героя, он рыдал в кровь царапая своё лицо грязными руками.

– Что тебе надо от меня, – всхлипывая вытягивал из себя Колян, – я – говно. Двадцатилетнее засохшее говно, куча вонючего мусора, я... я... и я признаю это.

– Тебе понравилась прогулка?

– Нет, меня тошнит от неё, я не хочу так...

– И что же ты понял?

– Я... я... понял что хочу жить, Господи, я хочу жить... дай мне ещё один шанс... я начну её заново, пожалуйста... я прошу тебя... не помоги же мне...

– Какой шустрый. Так нельзя! Жизнь даётся один раз и каждый распоряжается ей по воле и усмотрению своему. Вот ты и распорядился, что тебя не устраивает, ты ничтожество, дрянь, жалкий отброс.

– Я исправлюсь... я обещаю... этого не повторится больше, – жалобно умолял Колян, словно нищий, проясящий подаяния, чтоб продолжить своё существование.

Человек в рясе смотрит на него без малейшего чувства жалости и сострадания.

– Да познавший истину, обретёт свободу, – говорит он ему в ответ, – какие твои гарантии?

– Я исправлюсь, честно, – говорит Колян.

– Все так говорят, но не все выполняют свои обещания, данные перед Богом.

– Нет, я не такой...

– Все вы такие, люди. Вспоминаете Бога при жизни, только когда вам очень плохо, когда надо во что-то верить, во что-то вечное и святое, чтобы обрести покой душевный и набраться сил.

– Да это так, но не каждому дано побывать здесь, не каждому дано пережить то, что я пережил, что понял, находясь тут.

– А ходил ли ты при жизни хоть раз в церковь, давал ли милостыня просящим сынам Божьим, помогал ли ты старым и немощным, почитал ли родителей своих?

– Нет, я никогда не делал этого, прости меня, Господи, прости если сможешь.

– Я смогу, я всё смогу, ведь я всевышний, я могу сделать всё что угодно, ведь нет предела моим возможностям, в отличии от ваших.

Дальше человек в рясе замолчал, продолжая парить в воздухе и думая о чём-то своём, о вечном, о вечных проблемах, которые только ему подвластны и больше никому. А Колян всё продолжал упрашивать его со слезами на своём исцарапанном в кровь лице, он очень сильно просил его о чём-то, неистово умолял, валяясь на земле словно конченый алкоголик и забулдыга. Бог смотре на него и спросил затем:

– Хочешь ли ты вернуться обратно на Землю?

– Да! Да! И ещё раз да!

Злой волшебник продолжал парить в воздухе, затем спустился и сказал:

– Встань! Я говорю тебе, вставай!

Колян, весь обессиленный, как только что родившийся телёнок, начал подниматься, затем падать, не в силах устоять на ослабевших до нельзя ногах, но всё-таки встал.

– Бери меня за руку и следуй за мной, – воззвал его всевышний.

Колян взял его руку, абсолютно холодную словно мощи и они пошли, точнее пошёл один Колян, кое-как передвигая своими костылями, а Бог продолжал парить в воздухе. Теперь они оба молчали. Вот они приблизились к какой-то двери и прошли сквозь неё внутрь, даже не открывая её. За дверью было сыро, холодно и темно, как в погребе. Колян почувствовал скользкие мокрые ступеньки, которые вели куда-то вверх. Несмотря на царившую вокруг сырость он почувствовал, что чем выше взбирается по ним, тем больше у него появляется сил. А Господь держит его за руку и с каждой преодолённой ступенью рука его становится теплее и приятнее на ощуп. Он понял вдруг, что по пути наверх, он молодеет, застигнув свою старость врасплох, теперь она отходит от него и он чувствует, как новый прилив сил и энергии наполняют его организм. Он не знает, сколько времени они поднимаются, но судя по всему времени прошло не мало. Тут он открыл для себя смысл этой странной лестницы. О Боже, только что он был в аду, в подземелье, только так можно объяснить его восхождение к триумфу своего второго рождения, а всё, что было до этого, кромешный ад, и ад этот творился с ним на земле, куда он направляется сейчас, значит пока он под ней, но небесный отец дал емуещё один шанс, чтобы он исправился, и такое выпадает на долю далеко не каждого. Там вдалеке, наверху, виден свет, просачивающийся сквозь щели следующей двери. Они подходят к ней, Бог отнимает свою руку, открывает дверь и прощается.

– Дальше я не пойду, иди, сын мой, я отпускаю тебя!

Посе этого весь этот коридирисчезает, как только Колян делает один шаг за порог, отделявший бездну от земли обетованной. Он опять находится в своей палате. Вокруг снуют люди в белом одеянии и не замечают его. Он здоровается с ними, но они не слышат его, все заняты своим делом, столпившись возе стены. Колян подходит туда и видит себя, лежащего на больничной койке, люди что-то делают с ним, а он стоит рядом и наблюдает за всем этим, наблюдает за ними и за собой. Никто по прежнему не обращает на него внимания, как-будто его нет совсем. Но он есть. Он машет руками и громко кричит, но всё бесполезно. Тогда он проскальзывает сквозь толпу врачей, облепивших его тело и ложится в него, в самого себя, как в постель, готовясь ко сну. Глаза его всё ещё открыты как и тогда, когда он покинул своё бренное тело, значит ничего здесь не изменилось за время его отсутствия. Он расположился поудобней в своём теле и вдохнул в него жизнь, сразу же заставив зрачки своих глаз реагировать на свет. Он моргнул. Все приборы, подключенные к нему, сразу же оживились и весело запищали, сигнализируя о том, что к нему, пациенту, вернулась жизнь. Врачи тоже обрадовались и ещё больше облепили его. Им стало хорошо за свою проделанную работу.

Глупцы. Они всё ещё считают, что именно они вернули ему жизнь. Стадо баранов, чему же вы радуетесь...

– Как вы себя чувствуете? Вам уже лучше?

– Где я, – спросоня спросил Колян, – что со мной было?

– Вы были в коме, вы пролежали две недели и вот пришли в себя. Расскажите, что вы видели там? Интересно...

– Где там?, – возмутился он.

– Ну там, откуда вы пришли, вы разговаривали с Богом?

– Нет! Я ничего не видел, ничего не было, отстаньте от меня, я хочу есть!

– Хорошо! Сейчас всё сделаем.

Потом стали отдавать различные указания, необходимые для людей, возвратившихся с того света.