Принцесса с острова Лофофора

– Он не пьет, – сказал юноша. – И потом, вряд ли ему будут по душе три деградировавших существа.

– Эка, прыщ какой. Да у нас, между прочим, самая веселая компания на судне, – осклабилась кухарка.

В это время дверь камбуза открылась.

– О, кого я вижу! – толстуха развела руками.

Перед ними собственной персоной стоял боцман. Он уже был под мухой. Он грузно сел на кушетку возле юноши и выругался.

– Ты чего нынче такой? – ощерилась кухарка.

– Да чтоб его... У, падаль! Опять мне грозил! – боцман грохнул пудовым кулаком по столу.

– Вызывает меня, понимаешь, этот пидер в капитанской форме и заявляет мне прямо в рыло: "Так, мол, и знай, алкаш, это твой последний рейс!" Вот сука! Чуть шею ему не свернул.

Боцман достал из кармана бутылку перцовки и, оглядев всю компанию, произнес:
– А я предлагаю, ребята, врезать за то, чтобы это для него рейс был последним.

Кухарка разлила по трем стаканам содержимое бутылки.

Юноша подавил в себе тошноту, в глазах его загорелось возбуждение: алкоголь быстро всасывался в кровь.

Тем временем кухарка открывала уже вторую бутылку. Лицо ее было покрыто красными пятнами.

– Значит, пьем, миленькие. Чего нам осталось еще в этой паскудной жизни?

Затем женщина обхватила юношу за плечи.

– Слушай, – обратилась она к нему, и жирные складки у нее под подбородком задергались от смеха. – По-моему, ты, как огня, боишься девок. Нельзя же быть таким монахом. Ну ответь мне, неужели за всю свою жизнь ты ни одной стервы так и не трахнул? Ну-ну, не серчай, лучше погладь мою грудь, – задышала она ему в лицо.

Юноша внезапно вздрогнул, и глаза его сделались настороженными.

– Вы чувствуете запах? – обратился он к своим собутыльникам.

– Да что с тобой, рехнулся что ли? – выпучила глаза кухарка.

Юноша ее уже не слышал, он выскочил на палубу.

– Ну и придурок, – расхохоталась кухарка. Волосатая рука боцмана поползла ей под юбку.

– Дверь, дверь на щеколду закрой, – укладывая на кушетку свои жирные телеса, томно прошептала женщина.

Тем временем юноша бегал по палубе и нервно вдыхал в себя воздух. Он чуть не вскрикнул, столкнувшись с вышедшим из своей каюты подышать свежим воздухом доктором.

– Что с вами стряслось? – осведомился доктор.

– Вы чувствуете этот сладковатый аромат?

Доктор втянул в себя воздух.

– Да, кажется, пахнет какими-то духами и довольно сильно.

– Это ее, ее аромат, принцессы, – схватил доктора за руку юноша. – Я его помню, его ни с чем невозможно спутать. Это они, демоны Лофофоры, хотят задушить меня. Но я ничего, ничего не сделал против их воли. Клянусь, у меня не было и нет никакой женщины.

Резкий сладковатый аромат тем временем сгустился до такой степени, что стало трудно дышать.

– Интересно, – задумчиво сказал врач, – только ли мы вдвоем чувствуем его? Он напоминает мне запах чуть-чуть разложившегося трупа.

– Господи, спаси и сохрани меня, – воскликнул юноша. – Это и есть первое знамение демонов.

Доктор подхватил теряющего сознание молодого человека и отнес его в свою каюту, затем достал шприц и сделал ему внутримышечную инъекцию.

– Это не поможет, – прошептал юноша.

– Нет, поможет, – спокойно отозвался врач. – Вы должны хорошо выспаться, я ввел вам солидную дозу снотворного.
Когда юноша пробудился от тяжелого сна, он был весь в липком поту. Окинув каюту мутным блуждающим взглядом, он тихо позвал доктора.

Повернувшись к юноше, тот развел руками:

– Молодой человек, что с вами? Вы весь дрожите! Вам снились кошмары?

– Да, мне снилось что-то жуткое. Из всего сна я помню только один яркий отрывок. Мне снилось, как будто я находился на камбузе у кухарки. Она резала длинным острым ножом красное сырое мясо. Руки у нее были в клейкой крови. И вот она приближается ко мне и говорит: "Если ты меня не поцелуешь, мой мальчик (из ее рта парило зловоние), то тебе придется проглотить вот это сырое мясо". Я хочу оттолкнуть ее руками, но с ужасом замечаю, что они у меня связаны, и я, задыхаясь, начинаю глотать огромные куски сырого мяса, которые она силой впихивает мне в рот. Я пытаюсь кричать, но мясо застревает у меня в горле, и я слышу только свой собственный хрип. Потом я вдруг осознаю, что мои ноги свободны, и из последних сил ударяю кухарку ногой в живот. Она падает на горящую плиту, и огромный котел с бурлящим варевом опрокидывается на нее. От ее дикого крика я просыпаюсь.

– Знаете что, мой друг, – мягко сказал врач, – у вас нервы совсем на пределе. Скоро мы будем в Волгограде, и я бы очень хотел, чтобы вы подлечились там в клинике, а заодно отвыкли от алкоголя, а главное, морфина.

– Скажите, доктор, – обиженно отозвался юноша, – вы и впрямь считаете меня душевнобольным? Но вы ведь и сами не можете отрицать, что чувствовали тот таинственный запах; более того, я уверен, что его чувствовали все пассажиры "Прозерпины".

Чтобы скрыть свое смущение, доктор отвернулся от юноши. Действительно, мистический запах несколько часов витал над лайнером. Врач скрыл тот факт, что одной даме сделалось до того дурно, что он долго приводил ее в чувство.

* * *

В десять двадцать утра судно остановилось в волгоградском порту. Большая часть пассажиров до вечернего отплытия покинула теплоход. На небе сгущались тучи. Какая-то тяжелая давящая сила нависла над судном. Оно тем временем спокойно покачивалось на волнах.

В шесть часов вечера все пассажиры были в своих каютах; по судовому радио объявили, что корабль продолжает свой рейс: "Отдыхайте, дамы и господа!"

Наступила ночь. И вот в каюту юноши, постучавшись, вплыла кухарка. В руке она держала бутылку водки.

– Грустишь, поэт! Что-то ты давно не заходил ко мне на кухню. Вот я и решила порадовать тебя волгоградской водочкой. Знаешь, – сказала она, разливая по стаканам спиртное, – с нашим боцманом творится что-то неладное, – она выпила и утерлась рукой. – Представляешь, – продолжала она, понизив голос, – приваливает он сегодня ко мне: глаза навыкате, весь в щетине, и руки ходуном ходят. "Дай, – говорит, – опохмелиться, а не то я от страха с ума сойду." Я ему налила, конечно. Так вот, боцман мне и рассказывает: "Решил я, понимаешь, побриться на сон грядущий. Встал перед зеркалом в своей каюте, намылил харю и только бритву к лицу подношу, как вдруг из зеркала две желтые руки. Одна впилась мне в глотку, а другая уж направляет к горлу мою руку, в которой бритва зажата. Ну я, конечно, заорал. Руки-то как испарились, а я со всего маха по зеркалу кулаком. Оно, понятно, вдребезги".

– Кстати, его долго расспрашивал твой дружок-врач, потом отвел меня в сторону и говорит мне на ухо: за ним, мол, глаз да глаз нужен. Вполне вероятно, что у нашего боцмана все признаки белой горячки, что пока, мол, его срочно в изолятор поместить нужно. Есть у нас такой. Вот такие наши дела. А ты чего не пьешь? Пей, я сейчас еще принесу.

Через час кухарка и юноша были в стельку. Женщина грузно покачивалась на табурете из стороны в сторону и плакала. Плач ее напоминал вой волчицы. Юноша обалдевшими глазами смотрел в иллюминатор. Над Волгой повисла громадная кровавая луна.

– Куда ты все смотришь? – всхлипнула женщина. – Ты лучше на меня посмотри. Да что ты такой робкий? Обними же меня. Ведь нас только двое осталось... Мы, может, созданы друг для друга.

Пронзительные человеческие вопли заставили юношу и кухарку вскочить со своих мест.

– Крысы, крысы! – раздавались отовсюду человеческие голоса. Юноша с кухаркой выскочили на палубу и чуть не растянулись на месте: палуба под ними была живая. Полчища серых тварей неслись по ней с отвратительным писком. Люди выскакивали из своих кают, так как крысы были и там. С криками пассажиры метались взад и вперед. Крысы были повсюду: в трюме, в каютах и даже в капитанской рубке.

– Откуда они взялись, черт их возьми! – кричал капитан, стряхивая с себя гнусных тварей.

Люди падали и кричали от ужаса и укусов. Юноша потерял кухарку из виду; он вскрикнул, когда крыса величиной с котенка, сомкнув челюсти, повисла на его руке.

По палубе, спотыкаясь, бежала молодая женщина и истошно кричала:

– Позовите доктора, моего ребенка укусила крыса!

В этот момент раздался хриплый голос капитана:

– Спокойствие! Сохраняйте спокойствие! Всем матросам корабля приготовить брандспойты! Водяной струей по крысам!

Луна ярко освещала происходящее на корабле. Из семи мощных брандспойтов ударила вода. Матросы старались сильным напором воды сбросить отвратительных противников за борт. Но так как твари оккупировали весь корабль, изрядно досталось и пассажирам. Приходилось обрушивать удары воды на каждый метр судна. Мощные струи сбивали с ног людей, захлебывающихся в ужасе. Потом, как по сигналу, к брандспойтам присоединились огнетушители. Все палубы покрылись белой пеной и водой, в которой барахтались люди и опасные млекопитающие. Апофеозом катастрофы стала точно сработавшая корабельная пожарная система, и сирена присоединила свой мощный душераздирающий вой к крикам перепуганных насмерть людей.

Неизвестно, сколько времени продолжался бы еще этот кошмар, но крысы стали явно сдавать свои позиции. Они сотнями прыгали с борта кипящего ужасом лайнера. Все кончилось так же внезапно, как и началось. На палубах слышались всхлипывание и ругань разбредавшихся по своим каютам полуживых пассажиров.

– Вот оно, второе знамение демонов Лофофоры, – пробормотал юноша, сжимая в руке бурого зверька. Животное издало предсмертный визг, из его лопнувшего живота поползли внутренности. Молодой человек ослабил пальцы и с омерзением швырнул на палубу дохлую крысу.

Утро было пасмурным. Люди, как призраки, ходили по палубам. Другие сидели в своих каютах. Все пассажиры судна желали только одного: побыстрее покинуть этот проклятый Богом лайнер. Боцман в это время находился в изоляторе. Связанный, он лежал на кушетке и испуганно шевелил губами.

"Прозерпине" оставалась еще одна ночь пути, прежде чем боцмана поместят в ближайшую психиатрическую лечебницу.

Доктор склонился над больным, его мучили сомнения. Что это: paranoia или delirium tremens? Успокаивало то, что боцман не проявлял признаков агрессивности.

Быстро опускались сумерки, и все живое попряталось по своим каютам.

Юноша спускался на камбуз к поварихе. Он шел, пошатываясь, с остекленевшими глазами.