Исповедь Профессора. Часть 1

(история, записанная в вагоне № 9, скорого поезда Владивосток – Москва)

– Как хотите, друзья мои, а любой из нас (не обижайтесь!), в той или иной степени извращенец! – проговорил задумчиво "Лысый" – крупный мужчина могучего телосложения с абсолютно безволосой головой и пышными с проседью усами.

Держа в крупных ладонях пустой стакан, кажущийся в них стопкой, он, выслушав вместе со всеми байку "Шныря", рассмеялся грустно и теперь, покачивая своей блестящей головой в такт движению поезда. Его негромкое замечание услышали все. Смех, как-то сразу стих, и присутствующие обернулись к "Лысому". "Карась" с серьезной физиономией, спросил, озабоченно почёсывая затылок.
– О чем это ты? Ты, что и вправду считаешь всех извращенцами или так, для красного словца брякнул, а, "профессор"? Ты меня извини, конечно, но,: только зачем же так обзывать всех? Ты, может и шибко ученый для нашей простой компании, но и мы "не только лыком шиты"! Я, например, ни себя, ни "Шныря", который козу отодрал, извращенцами не считаю. А, братва? – обернулся он к своей артели.

– Да это, как считать, понимаешь, – примирительным тоном отозвался "Кузьмич", самый старший по возрасту в артели рыбаков.

С этой компанией простых, "как три рубля" мужиков, "Лысый" познакомился только потому, что, как всегда, пришлось "доставать" билет из Хабаровска до Москвы, вырывать с боем: грозить и унижаться; надуваться важно или униженно вручать кассирше шоколадку с ромом. Вот и попал он, как и хотел, в купейный вагон поезда Владивосток – Москва, где с ходу был наречен "Лысым" или "Профессором", пьяными в драбадан, веселыми рыбаками, возвращавшимися по домам после путины.

– Это, понимаешь, значит, – заплетающимся языком продолжал рассуждать Кузьмич, – ну, вроде и не ругательное это слово! У них, – он мотнул головой в сторону "Лысого", – у ученых, значит, это вовсе и не ругательство. Вот! – торжественно закончил он свое выступление, гордо оглядев притихшую бригаду мутным взглядом.

Он помолчал в наступившей тишине, задумчиво пожевал губами и поднял глаза на "Лысого".

– Верно, я говорю, а мил-человек? Али ошибаюся? – Кузьмич снова оглядел компанию, добавляя, – может у человека, что случилось в жизни? А вы сразу обижаетесь. Вместо того, чтобы попросить рассказать толком: что и как? Слышь, "Профессор", не поведаешь ли нам свои соображения? А то уже надоело слушать байки "Шныря"! Только и слышишь: сунул, вынул, засадил, да отсосала!

– И, правда, "Профессор", расскажи и ты какую-нибудь историю, – похлопал попутчика по коленке громадный "Абрек" – "лицо кавказской национальности", неизвестно, каким образом попавший в артель рыбаков, – объяснишь заодно – почему всех человеков извращенцами считаешь.

Загалдели все разом, оживились. Кто в стаканы водку наливает, кто сигарету закуривает, а "Тюха" с "Матюхой" на верхних полках, так чуть не подрались, принявшись спорить о том, как воспринимать "Извращенца" к собственной персоне. "Профессор" пытался, было, ответить, но никто не слышал его в общем гвалте, пока "Карась" не рявкнул атаманским голосом: "Ша!".

– Слышь, братва, я думаю надо послушать умного человека! Когда ещё доведётся общаться с кандидатом наук вот так, запросто, вживую, так сказать?! Кому не интересно, попрошу на выход! Вагон-ресторан уже открылся! Да и поспать кому – места в других купе хватит. "Абрек", почему за порядком не следишь?
Все замолкли моментально, зная прекрасно характеры своего атамана и его "заместителя по политико-воспитательной работе". Раздались голоса: "Да мы, что? Да мы, ничего против того не имеем. Пусть говорит! Интересно даже".

– Ну, "Профессор"? Аудитория готова. Кафедру мы Вам соорудим моментально, – проговорил "Карась", укладывая на колени "Лысого" маленький чемоданчик и водружая сверху стакан водки и пластмассовую тарелочку с немудреной закусью, – начинайте!

– Да, что рассказывать-то? – растерянно пробормотал тот в ответ, снимая очки, протирая их и близоруко щурясь на собеседника.

– А, что хочешь! Что считаете интересным, маэстро. Ну, в первую очередь, конечно, о человеческой развращенности и извращенности! – Улыбаясь, ответил "Карась", который, очевидно, не всегда был простым рыбаком.

– Честное слово, я даже не знаю,: – снова пробормотал "Лысый", надевая очки и потирая высокий лоб, – если только...

– Не журись, мил человек, – подбодрил его Кузьмич, – исповедайся простым людям! Тебе легче и станет. Чую я, что какие-то сомнения тебя одолевают, о которых только незнакомым людям и можно рассказать...

– Сомнения.: Незнакомцы, – проговорил "Лысый", взяв стакан в руку, – что ж, Вы правы, Кузьмич! – Он залпом опрокинул в себя содержимое стакана, вызвав удивленный гул у аудитории, – расскажу! Все, что мучило и мучает меня, расскажу! Но, – он поднял руку с пустым стаканом, оттопырив указательный палец, – с одним условием!

Оглядев всех присутствующих ясными глазами, "Лысый" усмехнулся.

– Во-первых: я прошу всех поверить мне на слово, что всё, что я расскажу вам истинная правда, хотя, признаюсь, очень уж смахивает на "совсем не научную фантастику"! Некой мистикой даже, отдают те конкретные события, о которых я решился поведать вам, друзья. Пусть каждый из вас сам рассудит, симптомы ли это белой горячки, вмешательство сверхъестественных сил или откровенная выдумка! После того, как я закончу свой рассказ, каждый из вас, по очереди даст оценку мне и моему поведению со всей откровенностью! Используя ненормативную лексику, не сдерживая себя, не стесняясь в оценках. Я не обижусь ни на что! Я, наоборот, с радостью выслушаю каждого, чтобы принять решение. Решение о том, как мне вести себя дальше с моей нежданной любовью, поразившей меня, в сорок пять лет, со счастьем моим и бедой, с гордостью моей и стыдом...

Аудитория молчала, захваченная таким вступлением. Лишь Кузьмич, звякнув бутылкой, налил в опустевшие стаканы новую порцию.

– Итак, – начал "Лысый" или "Профессор", как кому нравится...

***

– : Итак, жил был на свете обыкновенный подросток...

Родился я в обыкновенной советской семье, каких сотни тысяч в нашей стране. Ни бедной, ни богатой, ни академической, ни малограмотной была она. Мать, отец, я – старший ребенок и две сестрички, погодки Маша и Катя. Ну, все, как у всех. Школа, там, октябрята-пионеры, а позже и комсомольцы. Спорт, кружки разные, пионерские лагеря... Да... А в тот год, когда мне исполнилось пятнадцать лет, от нас вдруг ушел отец. Ушел тихо, без скандалов (во всяком случае, мы с сёстрами их не видели). Ушел и все! Ещё год или около того видели мы его в нашем городке с молоденькой блондинкой – счастливого и помолодевшего – похожего на юношу. А мать наша, наоборот, стала выглядеть старше на несколько лет. Конечно, и мать и сестрички переживали, но больше всех, как мне казалось, страдал я. Наверное, именно тогда во мне появилось особое отношение к женскому полу – мне непременно надо было пожалеть всякую девочку, девушку, женщину. Искренне, я вас уверяю. Ну, да ладно! В общем, через год исчез отец из нашей жизни окончательно вместе со своей блондинкой. До сих пор не знаю, что сталось с ним, где он, да и жив ли вообще. Скрипя, с трудом, если честно, продолжали мы жить. Ну, натурально, все шло по накатанной, обычной для миллионов колее! Окончил школу. Поступил на заочное отделение технического вуза, и пошел работать на завод, чтобы хоть как-то поддержать мать и сестренок. Потом армия. Здесь мне не повезло! Я попал с первой волной в Афганистан и не мог демобилизоваться вовремя в этом хаосе. Целый год сверх срока отбарабанил!

Эх, все не по делу я говорю. На кой ляд вам моя биография?! В общем, сестры мои замуж повыходили, и разъехались в разные стороны, а мать: мы вскоре похоронили. Да: не выдержала она! Как только "в люди нас вывела", так и ушла тихо.

Ну и жил я сам по себе. Работал на том же заводе мастером, затем инженером, позже и главным инженером стал. Все вроде нормально. Одного только не хватало мне – устойчивой связи с какой-нибудь женщиной. Причем, мне хотелось найти такую, чтобы моей только была и, в то же время, я бы независимым оставался. Знаю, что так не бывает, но рассказываю вам то, что на самом деле чувствовал. В плане секса я вечно неудовлетворенным оставался. – Рассказчик хмыкнул и поглядел в сторону "Шныря", – в городе я живу, козу, то есть держать негде! – Ну, затащишь кого-то к себе домой после какой-нибудь вечеринки, ну, трахнешь – выпустишь пар, так сказать, а утром ждёшь – не дождешься, чтобы она поскорее убралась прочь. Бывали моменты, когда я неделями без женщины был и от желания на стенку лез. Ну, справлялся в одиночку, конечно. У меня и видеокассет масса была и прочих "приспособлений" для того, чтобы сам на сам сексом заниматься! И, признаюсь вам, ни одна женщина из тех, кто был со мною, не удовлетворяла моих желаний! Как только пытался я приступить к какой-нибудь своей фантазии, так каждая из них начинала кочевряжиться: "Да ты что?!" ; "Как ты мог подумать обо мне такое?!" ; "Что ты себе позволяешь?!". Ну, в общем, из серии: "Я не такая!". Думаю, любому мужчине это знакомо и близко.