Обитель зла. Часть 4

Комната, залитая красно-бурым светом. На стенах – черепа, фаллосы и прочая сатанинская дребедень. У стены – массивный алтарь в форме пентаграммы, в каждом углу по черной свече. На нем был привязан парень моего возраста, его конечности и тело перетянуты кожаными полосками. Ну что ж, подумал я, такого я еще не видел. Комната была оформлена со вкусом, полно ритуальных предметов, а на полу – раскрашенная выемка, видимо имитирующая дорогу в ад.

В комнату вошла девушка. Здорово выглядит, подумал я. Сапоги выше колен, сетчатые колготки, кожаная мини-юбка и топ, красивые черные волосы с челкой. Губы в черной помаде. На лице красивый узор, причудно играющий в пламени свеч. Такая бы меня возбудила.
Девушка уселась на алтарь, села на член парня и принялась вытворять чудеса. Она затрахала его так, что я бы удивился, если б он мог ходить на следующий день. Неплохое видео, у меня даже член встал. Выключив аппаратуру, я потопал на кухню, и тут в мое сознание из глубин подсознания начала продираться мысль, что в последний момент, когда девушка повернулась к камере, ее лицо показалось мне жутко знакомым. Я подумал, где бы я мог ее увидеть. Затем я вернулся, отмотал на нужный момент, и пристально поглядел в ее лицо.

Света было недостаточно, и собственно было почти ничего не видно, но я все же узнал ее. Это была ОНА. Это была МАМА.

Я думал, что я сошел с ума, что мое больное воображение все это выдумывает. Сестра, увидев пленку, пришла к мнению, что речь действительно идет о маме. Я вспомнил пьяную Андрюхину речь, и тут же набрал его. Он рассеял последние сомнения, подтвердив, что на хорошем компьютерном разрешении достоверно видно мамино лицо. Дальнейшие события развивались стремительно.

Я не мог дождаться, когда отец уйдет, и мы останемся с мамой наедине. Наконец, он уехал, и мы с Машей остались с ней одни. Мое состояние невозможно себе представить. Я потел от внутреннего напряжения, и мои руки дрожали, как у алкоголика. Может быть, сейчас сбудется мечта всей моей жизни, смысл всего моего существования. Мое сердце колотилось, я был близок к обмороку, и мне пришлось опрокинуть в себя рюмку коньяка, чтоб хоть немного успокоиться.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал я маме.

– Ты что, коньяк пил?? – видимо, учуяла запах.

– Да, мама. Но это неважно. – с трудом произнес я, и включил видеомагнитофон.

Мамино лицо стало белым, как лист бумаги. На ее лице застыла гримаса страха.

– Откуда ты...

– Неважно. – перебил я ее, мотая головой.

– Ты расскажешь все папе?

– Нет. – ответил я. – Выпей немножко коньячку.

Маме нужно было время, чтоб немного прийти в себя.

– Значит, все останется между нами?

– Да. – сказал я.

Мы немного помолчали. Мое состояние вряд ли кто-либо может себе представить. Наконец, я вышел из ступора.

– Я хочу спросить тебя, почему ты никогда не пыталась заняться сексом со мной?

– Ну что ты за ерунду несешь, ты же мой родной сын, в конце концов!

– Но теперь-то, мы можем заняться сексом? Можем, да? Я же ведь все знаю теперь.

– Не говори глупостей. Я скорее умру, чем стану развращать собственного сына. Ты хочешь заняться со мной сексом?? Ты в своем уме, понимаешь сам, что несешь?
– Я очень сильно тебя хочу. Больше всего на свете.

– Послушай, – сказала она, – ты еще молод. Ты увидел кассету, тебя это возбудило. Я понимаю тебя, в твоем-то возрасте. Ты просто не понимаешь всех вещей. Пройдет пару дней, ты успокоишься, и поймешь, что секс с собственной мамой – это полный психоз.

– Педофилия – это тоже психоз, – буркнул я, начиная ощущать некое подобие обиды. Мама покраснела.

– Я хочу заниматься с тобой сексом. Или я все расскажу.

– Щенок! – закричала мама. – Ты мне угрожать собрался?? Молокосос! Маленький, борзой щенок! Я жалею, что родила такую гниду! Уйди с глаз моих долой!

С этими словами, она залепила мне сильнейшую пощечину, расплакалась и выбежала с квартиры.

Я серьезно размышлял на тему "как наименее болезненно покончить жизнь самоубийством", когда мама вернулась. Это был уже поздний вечер. Когда отец не слышал, она сказала мне: "я не буду с тобой спать. Можешь делать, что хочешь".

Я не знал, что делать, и провалился в полную апатию. На следующий день выступила Маша с ультиматумом. Услышав от родной дочери, что та хочет "полизать ее сладкую киску", мама обхватила лицо руками и тихо зарыдала. "Я наложу на себя руки" – повторяла она сквозь слезы. Когда она успокоилась, я сказал ей, что мое решение стоит твердо и что я все расскажу отцу, если она не будет выполнять мои сексуальные потребности. На следующий день мама согласилась на наши условия.

Наступил час истины. Мы пришли в отель и поднялись в номер. Мама бросила сумочку на пол, швырнула в сторону подаренные мной розы, злостно усмехнулась и развела руки в стороны.

– Вот, подонок, я твоя. Делай со мной что хочешь.

Подобных оскорблений я услышал по дороге сюда больше, чем за всю свою жизнь.

– Ты же знаешь, что папа прибьет тебя, дебила, если только узнает?

– Раздевайся, – сказал я. – Затем надень зеленый купальник и сапоги.

Мама повиновалась, и теперь стояла передо мной в зеленом купальнике и бардовых сапожках. Я разделся тоже. Мои чувства я описывать не буду, на это просто не хватит никаких слов. Я подошел к маме, обнял ее за плечи, неловко, как на первом свидании, и дотронулся до ее губ своими губами. Сильная струя спермы тут же брызнула из меня и попала на мамин живот, перепугав ее.

– Все, ты доволен? Можем ехать домой?

Я не позволил ей стирать с себя сперму. Это было символом моей любви. Я обнял ее, положил руку ей на попку и прислонил ее талию к моей. Мой член уперся ей в лобок, и ее груди были тесно прижиты к моей груди.

Я снова поцеловал ее, нежно и ласково. Затем еще и еще. Мы легли на кровать, я сверху, и продолжали целоваться. Мама отвечала на поцелуи, но без охоты, чисто механически. Я целовал ее все больше и больше, сходя с ума от прикосновений к ее языку. Я никуда не торопился: это был самый счастливый момент моей жизни, и я хотел, чтобы он длился вечно.

Я целовал ее снова и снова. Затем я принялся целовать ее лицо, глаза, нос. Я кусал ее за ушки и шептал: "моя любимая", " я люблю тебя", "я так хочу тебя" и прочие глупости.

– Ты больной на голову. Тебе лечиться надо. – сказала мама.

Я перешел на ее шею. Аромат ее кожи сводил меня с ума. Я широко открывал рот, нежно обхватывал ее кожу губами, прислонял к ней, и затем сжимал губы, чувствуя, как ее кожа нежно ускользает от меня. Я целовал ее грудную клетку, затем принялся обцеловывать лифчик, лаская мамину вторую грудь рукой. Затем я снял его, и принялся ласкать ее грудь, захватывая ее губами снова и снова, и покусывая ее нежный сосок. Я никуда не торопился, я готов был делать это вечно.

Постепенно я спускался к животу. Я не оставлял ни малейшего кусочка необлизанным. Я целовал ее упругую кожу, проникал языком в ее пупок. Затем я принялся за ее плавки. Лето два года назад, когда я судорожно облизывал эти самые плавки, всплыло в моей памяти, и я как в трансе принялся их целовать. Моему экстазу не было границ. Затем я аккуратно стянул их зубами, обласкав заодно мамины стройные, загорелые, упругие ножки, и моему взору предстало то, что снилось мне так часто: мамино влагалище, из которого на пару сантиметров выступали лепестки половых губ – я не видел ничего подобного ни у одной женщины ранее. Я осторожно поглотил их, щекоча их языком, и чувствуя, как вздрогнули мышцы маминого влагалища – наверное, они были маминой эрогенной зоной.

– Извращенец чертов. – сказала мама.

Я прильнул к маминой розочке. Уверен, в мире нет цветка прекраснее. Я массировал ей клитор языком, вылизывал ей стенки. Мама лежала как камень. Женщины не получают удовольствия, когда их насилуют. Однако я упорно продолжал работать языком и губами, периодически целуя ее бедра, животик, волосики на лобке. Затем я забрался на нее и вошел в нее. От одного лишь осознания того, что мой член находится в моей маме, такой любимой и желанной, у меня кружилась голова, а член получал все новые порции крови, разбухая внутри маминого лона. Я быстро проглотил таблетку Виагры – сегодня все должно пройти идеально, принялся медленно двигать член вдоль канала. Погрузил его в самую глубь, сильно прижав бедра к маме. Затем еще. И еще. Еще, еще, еще. В очередной раз проговорив свои любовные признания, я принялся целовать ее руку. Затем облизал по одному ее пальчики. Я трахал ее все сильнее и быстрее, мама же лежала, не двигаясь, безучастно уставившись в потолок. Так продолжалось очень долго. Я кончал в нее, вылизывал ее влагалище, и снова трахал ее, снова и снова. Моя потенция, усиленная любовью и Виагрой, не имела границ. Часа через два, когда мой член уже онемел от секса, я услышал, что мама стонет в такт моим движениям. Значит, мне все же удалось растопить лед. Последовавший вскоре ее оргазм в моих ушах был самым счастливым моментом моей жизни.

– Ну что, натрахался? Папа будет волноваться. – сказала мама.

– Подождет. – ответил я.

Несколько часов без перерыва мы занимались любовью. Все же я добился своего, я удовлетворил ее. Измученные, мы отправились домой. Я почти не мог ходить, так болели мои яйца.

Мы начали заниматься этим периодически. Сначала все проходило примерно, как и в первый раз: мама обзывала меня самыми грязными словами, и сперва просто лежала на спине, пялясь в потолок. Однако я делал все, чтоб доставить ей удовольствие. Я всегда дарил ей цветы. Я называл ее любимой, моей хорошей, кошечкой, самой родной... Я гладил ее волосы, с любовью целовал ее, шептал ей всякие нежности, и нежно массировал ей влагалище. Затем я делал куннилингус, стараясь изо всех сил доставить ей радость. Затем мы занимались сексом, как правило, очень долго. Мама все еще строила из себя невинную жертву, однако под конец всегда громко стонала и впивала мне ногти в спину. Однажды она попросила еще, и мы занимались этим всю ночь, перед этим позвонив домой и рассказав сказку о ночевке у маминой подруги. Лед был вконец растоплен, и мама уже не стеснялась секса со мной. Иногда даже она сама требовала секса, когда ей того хотелось.

Наш секс стал куда более разнообразным. Ей нравилось взбираться на меня, садиться на мой член и скакать таким образом на мне.