Клуб МИГ-21

Мне не хотелось больше мучить и унижать женщин. А Анне я не могу сделать больно, даже если пытаюсь заставить себя. Мне достаточно потрогать какой-нибудь ее шрам, вспомнить его историю, и на глаза навертываются слезы. Не от раскаяния, конечно.

– Я не простила бы себе, если бы заставила тебя раскаиваться:

– Не от раскаяния, а от нежности. Лет двадцать назад я сформулировал тезис: "Нежность – это удовлетворенная агрессия". Раньше я считал его бесспорным. А теперь, когда постарел, мне вдруг стало казаться, что я ошибся. Может, правильно так: "Агрессия – это неудовлетворенная нежность"? Может, агрессия и насилие – это иллюзия, заблуждение, а нежность первична и субстанциональна?

Он со слезами на глазах ласкал следы ее ран. Я следовал его примеру, а Анна поощряла и ласкала нас обоих. Все трое кончили одновременно, и наша группа распалась.
– Это было как вчера, – пробормотал председатель. – Вся жизнь – один миг:

– Но разве это не был МИГ-21? – сказал я.

– Да, это был МИГ-21, – как эхо отозвался он.

4. МИГ-21: падение

Мы с председателем были готовы задремать, но Анна взбодрила нас легкими шлепками:

– Не расслабляйтесь, мальчики. Главное еще впереди.

Когда мы, наконец, сумели изобразить внимание, она продолжала:

– Любимый, ты забыл рассказать Олегу один важный эпизод.

– Какой эпизод? – насторожился председатель.

– Связанный вот с этим, – она показала на свой сосок рядом с татуировкой серпа.

– Но, Анна, это так интимно. Стоит ли рассказывать об этом людям?

Председатель был смущен и разве что не покраснел. Из всех событий вечера этот факт потряс меня сильней всего.

– Любимый, разве я когда-нибудь выдавала наши тайны? Но сегодня особый день. Ты скоро узнаешь, почему. Прости, что держу тебя в неведении, но потерпи еще немного. Пожалуйста, рассказывай!

После внутренней борьбы председатель заговорил:

– Я уже рассказывал, Олег, что мы провели медовый месяц, не выходя из комнаты, куда я привез Анну. Потом, когда мне потребовалось уйти, я приковал ее к батарее с помощью собачьей цепи и двух амбарных замков. Но я никак не мог решиться ступить за порог. Я все мял, ласкал и щипал ее. Потом меня вдруг озарило, что я просто обязан прихватить с собой частицу Анны, и я сказал ей об этом. Я взял опасную бритву и сказал, что прихвачу с собой ее сосок. Уже тогда я приучил ее не прикрываться руками, даже когда больно. Она заплакала и подставила мне грудь поудобней. Ту грудь, на которой сейчас серп. Я сделал надрез, и появилась кровь. Вот этот шрамик: (Он наклонился и поцеловал рубец. Анна тихонько вскрикнула.) Но я не смог резать дальше. Я долго лизал ранку, а потом помог остановить кровотечение.

– Я спросила: "Надолго ли ты оставишь его мне?"

– А я ответил: "Знаешь, что такое условный срок? Так вот, я оставляю его тебе условно. Он уже принадлежит мне, но можешь пока носить его. Заберу, когда сочту нужным".

– Я сказала: "Буду беречь его для тебя".

– И я ушел успокоенный: С тех пор этот сосок стал моей любимой игрушкой. Эти шрамы – следы моих забав.

– Я цепенела от ужаса и восторга во время этих игр. До сих пор цепенею: Но пришел срок, и пора отдать то, что принадлежит не мне.

До нас долго доходил смысл ее слов. Кажется, председатель понял его первым.

– Анна, ты хочешь уйти от меня? – спросил он тихо.
– Да, любимый, уйти и отдать то, что принадлежит не мне. Хочу отдать тебе твою вещь, пока она еще прекрасна.

– Куда же ты уйдешь, в монастырь? – мрачно и задумчиво спросил председатель.

– Почти в монастырь, любимый. Я навела справки о своих родителях. Они еще живы и нуждаются в моей заботе.

– А я, Анна? Я не нуждаюсь в твоей заботе?

– Любимый, я не вынесу, если мне придется увядать у тебя на глазах, – твердо и ясно, с гипнотической силой сказала Анна.

Председатель медленно закрыл лицо руками.

– Анна, – тихо сказал он, – всю жизнь мы поступали так, как хотела и решала ты. Если не считать мелочей. Прошу тебя, один единственный раз сделай так, как хочу я. Останься со мной.

– Мой бедный, – нежно сказала она.-Все уже решено за нас. Все эти годы я с радостью чувствовала, как лучше и умнее становится мое тело. Как оно учится получать оргазм новыми и новыми участками. Как оно учится все лучше и лучше служить тебе, мой хозяин. Но последние пять лет оно уже не становится лучше. А за последний год даже сделалось хуже. Не уверена, но возможно. Я чувствую, как изменился запах моей кожи, и впервые это изменение мне не нравится. Разве это все я решила? Бери же то, что принадлежит тебе; вещь, которую я с гордостью носила все эти годы.

Председатель медленно, но достойно оправлялся от удара.

– Ты же знаешь, Анна, что я не могу причинить тебе боль или вред.

– Я знаю, любимый. Поэтому я и пригласила Олега.

Я вздрогнул. Она подошла и положила мне руки на плечи. Как это я раньше не замечал, что у нее гипнотические глаза?

– Олег, как только вы появились у нас, я сразу поняла, что вы именно тот, кто мне нужен. Здесь полно головорезов, которые сделают это не моргнув глазом. Но я хочу, чтобы это сделал человек умный и тонкий, такой, как вы. Тонкий, но волевой, который не станет отнекиваться и закатывать истерики. Именно поэтому я и хотела рассказать вам всю нашу историю, чтобы вы сделали свое дело обстоятельно и с пониманием. Вы замечательный мужчина. Я полюбила бы вас, если бы не любила другого. Может быть, в следующей жизни:

Она протянула мне сложенную опасную бритву, но я не решался взять.

– Хотите покурить травки, Олег? Станет легче.

– Даже чего-нибудь посерьезнее.

– Сейчас принесут.

– А вы?

– А мы слишком стары. У нас мало времени, чтобы предаваться иллюзиям. Мы останемся здесь и сейчас.

– Тогда и мне не надо. Я тоже хочу быть с вами здесь и сейчас. Давайте бритву.

Она отдала мне бритву и поцеловала в лоб.

– Режьте аккуратно и не торопясь. Постарайтесь резать точно по розовому ободку, но лучше прихватить лишнее, чем взять недостаточно. Когда закончите, оставьте сосок на месте, не берите его больше руками. Не думайте и не беспокойтесь обо мне.

– Но вас, наверное, лучше связать, Анна.

– Нет. Любимый, ты будешь держать мне руки и целовать в губы. Не хочу, чтобы был слышен мой крик. А вы, Олег, садитесь мне на ноги.

Она легла на пол, и мы расположились так, как того хотела она. Я раскрыл бритву и выровнял по серпу. Глазами Анна сделала мне знак начинать, и я выполнил все по ее инструкциям. По ее телу пробежала судорога, но куда более слабая, чем я ожидал. Она задержала вдох и, по-моему, даже не пыталась кричать.

– Готово, – сказал я.

Председатель медленно поднял голову от ее губ.

– Возьми, это тебе, любимый, – прошептала Анна.

Он медленно взял сосок с ее груди, поднес к губам и затем стиснул в кулаке, не говоря ни слова. Анна прикрыла рану заранее заготовленной белоснежной салфеткой.

– Спасибо, что разрешил мне пользоваться им так долго. Ты самый великодушный хозяин на свете.

Редко когда в жизни мне приходилось чувствовать себя настолько лишним и неуместным в компании других людей. Я на цыпочках прокрался к двери и плотно прикрыл ее за собой. Но перед уходом я бросил на них еще один взгляд.

Анна лежала на боку, а он подле нее, и она поила его кровью из раны, как мать поит младенца молоком.

На следующей неделе на дверях клуба появилось объявление:

Клуб МИГ-21 прекращает существование.

Членские взносы возвращаются.

От автора: Когда я писал это произведение, то был уверен, что у меня получается хохма, претендующая на интеллектуализм и постмодернизм. Но, к моему удивлению, большинство читателей первого варианта не смеялось. Поэтому я считаю необходимым заявить открытым текстом, что главные персонажи повести (рассказчик и председатель) – никакие не сатанинские типы, а просто два вымышленных придурка, вроде Бивиса с Батхедом, и к штучкам, которые они проделывают, следует относиться соответственно. Тем более, я никому не рекомендовал бы пытаться воспроизвести их эксперименты. Разве что в игровой форме с любимым человеком. Ну а если кто-то захочет мастурбировать, используя идеи произведения, то я с энтузиазмом приветствую это занятие, которое и сам люблю. Успехов!