Семья Мэнсфилд

Я наклонил голову. Мы коснулись друг друга носами, лица невольно сошлись так, как не должны бы были. О, ее губы были влажные, слаще меда! Она смело впилась ими в мои. Я задержал дыхание. Они ослабли и соскользнули. Ну, поцеловал он тебя уже? Прозвучал голос Джейн. Да, в самом деле, теперь выпусти нас, сказал я, и тут же свет залил нас, а Сильвия упала на руки Мюриэл, явно не зная, остаться ей или убежать.
Она хочет в сад, я подумал, что отпускаю ее на волю. И правда, Сильвия благодарно посмотрела на меня и убежала. Они не задерживали ее, одновременно взглянув вниз на невольную демонстрацию того, что считают мужественностью. Да она тебе прибавила, вызывающе заметила Джейн, и обе, повернувшись, поспешили за Сильвией, крича ей вслед, чтобы подождала. Итак, я измучен, выставлен на посмешище и даже хуже. Примерно через час после смехотворного события, без сомнения, призванного в чем-то меня унизить, я встретил поднимающуюся по лестнице Сильвию. Она раскраснелась и выглядела, как мне подумалось, очень возбужденной. Можешь не целовать меня, папа, если не хочешь, и она побежала к себе в комнату, запирая за собой дверь. Я было хотел сказать, что поцеловал ее, как следует родителю, но понял, что могут услышать Мюриэл или Джейн, которые специально устроили всю эту путаницу. Я попался между дьяволицами и невинностью. Если бы здесь была та, которую я любил! Она бы взялась за это. Нужна другая женщина, чтобы унять эту пару. Уволить Розу я также не могу, потому что не нахожу вразумительного объяснения для Сильвии. Недолго думая, желая как-то возместить возможную обиду, я достал из бумажника десять фунтов одной банкнотой и просунул ее под дверь: Это тебе на платье. После минутного молчания послышался шорох: она ее подняла. Спасибо, папа, отозвалась она из-за дверей; я решил, что тон был прохладным, впрочем, я был на взводе. Не позволю ни Мюриэл, ни Джейн ничего для нее покупать. Хотя бы здесь я могу одержать небольшую победу впрочем, не такую и маленькую, ибо Сильвия будет знать, кто лучше хранит ее.

Глава пятая

ДНЕВНИК ДЕЙДР

Весьма неожиданный вечер в доме Мориса и Эвелин. Хотя я предчувствовала, но никогда точно не знаешь, чего ждешь. Мы провели с Эвелин вместе около часа и обсудили многое и весьма тепло по поводу философии любви. Так, по крайней мере, она это называет; я не могу назвать это иначе, чем удовольствие, хотя временами меня и настигает раскаяние. К нам присоединилась Мод, ее старшая дочь. Ей двадцать лет, и она поразительно похожа на мать. Я ожидала, что с появлением Мод тема разговора изменится: Мод со стороны сама тихая чопорность, и у меня не было никакого желания мучить девушку тем, что, по-моему, ей еще не принадлежит. Когда она вошла, я наугад (и очень нелепо) вставила, как мала ванная комната нашего нового дома. О, ванные они должны быть просторны, заметила Эвелин в свою очередь, обращая к Мод тот выжидательный взгляд, который обычно подает одна актриса другой, если та забывает роль.
Отчим рассказывал, что в Японии леди и джентльмены купаются вместе, Мод выглядела обрадованной, как школьница, ответившая урок. Чем и мы иногда занимаемся, добавила Эвелин, пока я в изумлении глядела на эту пару, спрашивая себя, как такое возможно; я имею в виду в физическом смысле, т. е. как им хватает места и я бы сказала "стыда", если бы речь шла не об Эвелин. Чудесное изобретение моего супруга: пойдемте посмотрим. Меня пригласили наверх, куда мы и направились втроем. Ванная комната оказалась этажем выше, в конце коридора. В дверях нас встретили клубы пара, из которых, как видение в пантомиме, возникла горничная. Ее чепчик съехал набекрень, а лицо раскраснелось. Мы будем купаться, Мэри, сказала Эвелин. Да, мэм... Я помогу вам раздеться. Завтра, Мэри, не сегодня. Она всюду лезет своими пальцами, эта плохая девчонка, особенно к Мод, добавила Эвелин вполголоса, когда горничная выскользнула из ванной комнаты, а дверь закрылась.

Ах, какая ванная комната и какая ванна! Морис, по всей видимости, соединил два резервуара, убрав между ними стенки, и получил в результате огромное вместилище. Это общая ванна, милая, проговорила Эвелин сквозь плотный, горячий и очень душистый пар. Они с Мод начали раздеваться. Меня пригласили последовать их примеру и также бросить свою одежду в одну из больших корзин. По числу этих корзин я догадалась, что втроем можно одновременно разделять и эту роскошную ванную комнату с ее мраморной плиткой, цепями, лампами и большим прислоненным к стене шезлонгом. На нем было очень забавно, сказала Эвелин, пока я оценивала его глубину и ширину. Я разделась не мешкая, желая как можно скорее разглядеть и Эвелин, и Мод. У обеих были темные бархотки и длинные, красивой формы ноги. Задняя часть Мод туго вздувалась, как и у матери. Груди Мод небольшие и крепкие, как маленькие тыквы, а у матери они, как и у меня, пышные.

Ищущими глазами мы обследовали формы друг друга, а наши взгляды путались у нас между ног. То есть, скорее, Мод и Эвелин следили за мной, а я за ними. Очень забавно заниматься этим в ванне, сказала Эвелин, на что Мод выпалила: "Ой, мама" и получила крепкий шлепок по заду. Забирайся в ванну, девочка моя, и дай нам свою спину, сказала ей мать, на что она послушалась и села, отдуваясь, как одалиска, с сосочками, наполовину погруженными в воду. Тогда Эвелин медленно приблизилась ко мне и подошла всей своей грудью к моей. Две взрослые женщины... Дай мне свой язычок, пока я поищу твою милую замазулю, прошептала она, пропуская пальцы между моими ногами. Меня поразило, что здесь должна быть Мод, хотя бы она сидела спиной и ничего не видела. Машинально я даже сказала: "Не надо!" но проговорила это уже нежно в ее рот, который блуждал по моему, пока ее рука обследовала мои задние части.

Мама, что вы там делаете? Я не хочу купаться, пробормотала Мод несколько плаксивым тоном. Что бы я ни делала, милая, тебе об этом нечего думать. Оставайся там, где ты есть и как есть. А теперь, Дейдр, отвори ножки пошире, раздался убеждающий шепот. Я повела головой, хотя и слабо, потому что моя щека лежала на ее щеке. Ее пальцы разобрались в любовных губках и нашли мою точку. Мои колени подкосились; я ничего не могла поделать, но даже сейчас еще шептала: "Не надо!", совсем тихо. Меня поймали обеими руками, и очень знающими. Как это чудно, что ты до сих пор как неопробованная девочка, сказала Эвелин будто бы прямо для Мод, отчего я покраснела и затряслась. Я слышала свое дыхание это был верный признак страсти. Я хотела и сама ощутить ее меховую щелку, но присутствие Мод сдерживало меня, хотя она была по меньшей мере на восемь футов от нас и все еще сидела спиной, перебирая пальцами по воде.

Мои соски затекли, как и у Эвелин, и снова вернулась память о моей дикой юности. Я была бы счастлива видеть, как тебя трахают. Скажи, что мне можно, и длинный язык Эвелин заскользил у меня во рту. Т... только без Мод, прошептала я, и она прыснула мне в рот: В ванной... даже в кровати... даже на диване в гостиной... нужно делать, как говорят, как просят и так, как ждут. Нет, н... нет, Эвелин, стой, не надо! Ааах! Я тут же опрыскала ее занятую руку и почувствовала, как кончиком пальца пробуют мою нижнюю розу. Потом послышался какой-то звук. Дверь открылась и там показался Морис! Я вся обвисла. В четыре шага он очутился рядом, и я перешла из рук Эвелин в его, увязнув в нем своими любовными выделениями, пока он, поднеся губы к моим, продолжал развивать перезвон, так умело поднятый женой. Я услышала свой стон: "Нет!", но этот звук погас у меня в уме. Послышался всплеск это выпрыгнула Мод.

Морис, казалось, забыл о ней, а я, подхваченная страстью, приникла к нему, ощущая бедром вздымающийся пенис. Ненавижу вас всех! Раздался голос Мод. Мать, судя по звуку, дала ей пощечину, потому что следом послышался визг. Мои глаза были закрыты, а губы плыли. В одно мгновение Мод подобрала свою одежду или, по крайней мере, какую-то ее часть и выбежала безо всего. Потом стало слышно горничную: "Мисс, ой, мисс, вы же вся мокрая! Сейчас возьму полотенце, мисс. Идите к себе в комнату". Я тонула. Я потерялась. Меня принял ковер, я лежала, не в силах сопротивляться, а Морис очутился сверху, спустив брюки, и его огромный кол пробирался в мое масло, пока Эвелин улеглась рядом с нами. Какая славная женщина, не правда ли, любовь моя? Давай, Дейдр, милая, подними ножки. Дай ему забраться в тебя по самые шарики. Ага, вот... он там... как раз там... Какой вид! Нет... держи ноги кверху, глупая... вот так... Боже мой, боже, боже мой, всхлипывала я.

Мой зад бился и елозил по ковру. Потолок плясал. Их губы были везде, он сосал мою грудь, она целовала в рот, а я растворялась в теплом, легком блаженстве, пока меня прорабатывал этот глубоководный буй. Потом, помимо своей воли, я зашлась долгими, срывающимися рыданиями, которые он, несомненно, принял за песню страсти. Эвелин все поняла, но продолжала нянчить мой язык, пока Морис трепетал и распахивал дальше. Наконец, я почувствовала, как он запульсировал, потом с ревом выпустил в меня тягучий фонтан своей спермы и затих, дрожа на моем, тоже вздрагивающем теле, пока слезы ручьями текли у меня по щекам, и я лежала, точно подбитый голубь. Для тебя это было долго, не правда ли? Нежно спросил он. Его рот сменил рот его жены, а потом он вынул свой дымящийся жезл и поднялся, чтобы заправить его в брюки. Какая она чудная ять, сказал он и вышел прочь. На минуту Эвелин обняла меня, а потом помогла подняться.

Милая, очень внимательно и заботливо сказала она. Голыми мы прошли по дому к спальне, которая, судя по изысканной мебели, зеркалам и нарядным покрывалам, была их общей. Там я позволила положить себя на кровать. Она высушила мои слезы поцелуями и разгладила мои волосы. Тебе было так приятно... или и правда прошло столько времени с тех пор, как тебя топтали, Дейдр? Нежно спросила она, перекатывая свои полные груди по моим. Я согрешила! Тотчас же я поняла всю нелепость своих слов. Не помню, чтобы когда-нибудь раньше говорила такое. Но эти слова идут от моей природы. Если кто-нибудь, чувствительный от природы, прочтет эти строки, он поймет то, что я хотела сказать.