Рассказы с описанием несовершеннолетних запрещены.

Вы можете сообщить о проблеме в конце рассказа.

Пятерка по алгебре в частной школе

7 375 просмотров • пожаловаться
Автор: Дуня Смирнова
Секс группа: Подростки, Группа
1  [2]

Итак, я хочу рассказать вам историю из своей ранней юности, когда моя романтическая влюблённость, школьный роман, совершенно неожиданно для меня обернулась первой в моей жизни оргией. Первой, но, конечно, не последней.

Дело было в мои 14 лет, когда я была девочкой-подростком, в чём-то вполне наивным, но физически уже развитой тёлочкой. Правда бёдра у меня тогда смотрелись не очень, зато попка смотрелась приятно упругой, а доечки, которые теперь превратились в большую красивую грудь, уже задорно налились и торчали в разные стороны. Ещё мне очень нравилась тогда моя киска, особенно небольшая поросль волос, которую я и не думала пока брить, очень мягких и шелковистых, и – что необычно – очень светлого оттенка (кстати, я натуральная блондинка).
Училась я не совсем в обычной школе. Дело было уже в середине девяностых, и мои родители – люди состоятельные – определили меня в одну из первых частных школ. Она правда ничем не отличалась от обычной, только углублённым преподаванием английского и экономики, а ещё тем что классы были маленькими.

Директор нашего "лицея" Олег Павлович, хотя и изображал из себя серьёзного учителя, был, как я потом узнала, человеком совсем непростой судьбы: в советское ещё время он успел отмотать небольшой срок на зоне за фарцовку, и к своим пятидесяти годам накопил богатый опыт – немного зека, немного нового русского, а после директора школы для деток-мажоров. Впрочем, все кто знал о его прошлом, только больше его уважали.

Несмотря на его директорство, он сам вёл у старшеклассников некоторые предметы – ту же экономику. Но моим любимым предметом была тогда математика. Ещё бы, ведь её вёл тайный предмет моих ночных бессонниц, горячих стыдных мечтаний и лихорадочных ласк рукой под одеялом – молодой и красивый препод, директорский сынок Геннадий Олегович. Да, директор справедливо полагал, что деньги должны оставаться в семье, поэтому всех родственников устроил работать в свой лицей – его жена была заведующей школьной столовой, тёща – уборщицей, а сынка, только что окончившего матфак университета, Олег Павлович поставил вести математику.

И Геночка, как звали его все девочки, был действительно хорош. И как учитель – объяснял всегда очень энергично, доходчиво, а спрашивал по делу, но без лишней строгости. И самое главное как мужчина. Ещё бы! Чёрные как смоль волосы, тонкие чёрные брови, голубые глаза и улыбка кинозвезды. Даже небольшие тонкие усики не портили лицо, скорее придавая ему сходство с каким-то французским киноактёром.

Странно, что при его эффектной внешности, мы никогда не видели его с девушкой. Может быть у него и были подружки, но в школе он с ними не появлялся ни разу. Девчонки на все лады обсуждали, что и как может быть в его личной жизни, но никто не знал точно.

Как-то раз в конце четверти после последнего урока русского и литературы русичка, наша классная, попросила меня отнести классный журнал в кабинет к Геннадий Олеговичу, потому что он не успел проставить некоторым из нас четвертные оценки. Я поднялась на этаж вверх, прошла по опустевшему коридору и подбежала к двери кабинета математики. Дверь была настежь, но за учительской кафедрой я никого не увидела. Где же Геночка? Ушёл? Я было собралась уйти, но увидела приоткрытую дверь в лаборантскую, где обычно хранились всякие учебные пособия, стояла микроволновка и т. п. Не отдавая себя отчёта, я вдруг перешла на крадущийся шаг (чего я хотела? Напугать препода? Устроить сюрприз?) и подошла ко входу в лаборантскую. И, стоя уже на пороге, услышала странный звук – то ли сипение, то ли хрипение. Потом я разобрала, что это просто тяжёлое дыхание, почти как у пробежавшего стометровку спортсмена. Уже чувствуя, что увижу нечто необычное, я осторожно, стараясь слиться с дверным косяком, заглянула внутрь. Я увидела стол, перед которым, вполоборота ко мне, маячил силуэт Геночки. Он стоял, держа перед собой на вытянутой руке журнал – но не школьный, а какой-то из продававшихся на развалах журналов для мужчин, раскрытый на странице с соблазнительной голой моделью, сидящей на фото в ванной и покрытой хлопьями пены. Другой же рукой учитель совершал какие-то сильные движения вверх-вниз, при этом тяжело и громко дыша. Не сразу, но постепенно присмотревшись, я поняла, что Геночка просто страстно дрочит свой член, упёршись взглядом в красотку на фото. Я была просто заворожена этой сценой: В горле у меня сразу пересохло, губы дрожали, меня всю била мелкая дрожь, но заставить себя уйти я не могла. Вдруг я заметила, что движения руки стали быстрее, и вдруг Гена издал тонкий всхлип, что-то вроде "о-о-оупс", вслед за чем я увидела как на лицо журнальной красотки выстреливают крупные белые капли.
Я мгновенно отпрянула от лаборантской, тихонечко положила классный журнал на кафедру и мышкой выскользнула из кабинета. Ни с кем из подружек я не перемолвилось об увиденном ни словом, зато в моих ночных ласканиях себя коронное место заняла именно эта картина – онанирующий на "Плейбой" Геночка.

Всё бы на этом и закончилось, если бы не случившееся двумя месяцами позже продолжение.

Дело в том, что по алгебре мы начали проходить пределы. Мне всегда легко давалась математика, но этот раздел почему-то оказался совсем не по зубам. Я учила ночами, решала примеры и доказывала теоремы и леммы с мамой и папой, но так и не смогла постичь смысл этих вещей. Поэтому вместо моих обычных четвёрок и пятёрок передо мной замаячила двойка в четверти.

Последнюю контрольную я написала на два. Гена, выставлявший оценки, мою единственную двойку ставить не стал, сказав что мне тогда будет не закрыть четверть. Когда я подняла руку и спросила, что же мне делать, он сказал: "Приходите после шестого урока ко мне в кабинет, будем беседовать с вами отдельно",

Я не могу сказать, что меня это предложение обрадовало. После уроков у меня были другие планы – мы договорились с подружкой идти на танцы, да и накануне вечером в большой компании я накурилась планом, так что в этот день по математике точно ничего не соображала. С другой стороны, воспоминание об увиденном в лаборантской заставляло топорщиться соски под топиком, и внизу живота приятно теплело.

После шестого урока я, уже не размышляя ни о чём, побежала наверх в кабинет математики. По пути забежав в женский туалет, накрасила блестящей помадой губы, а потом, повинуясь какому-то безотчётному импульсу, стянула трусики и спрятала их в сумке, оставшись в одной юбочке.

Однако моё романтическое настроение сразу же попало под холодный душ. Геночка встретил меня хмуро и озабоченно, выдал мне листок и напечатанные на карточке задачи, чтобы я их решала, усадил за стол на кафедре, а сам ушёл в лаборантскую с кипой работ, видимо, проверять. Наверное, он хотел дать мне возможность воспользоваться учебником в его отсутствие, но знал бы он, что творилось в моей голове, он бы понял, что мне совсем не до алгебры.

Сидя на учительском месте, я тихонько обдумывала дальнейшие варианты. Придумала я вот что: сесть, обернувшись к двери в лаборантскую, задрать как можно выше юбочку, а когда Геночка наконец выйдет оттуда – как бы случайно развести ножки. Поскольку кафедра стоит на небольшом возвышении, перед его глазами как раз оказалась бы моё маленькое сокровище.

Пока я настраивалась, садилась поудобнее и задирала юбку в ожидании Гены, в классе неуловимо что-то изменилось. Я даже вздрогнула от неожиданности, когда услышала негромкое покашливание почти над ухом, а обернувшись вообще замерла: директор! Олег Павлович! Как он здесь оказался?

Пока я сидела, ни жива ни мертва, он окинул меня внимательным взглядом, сказал:

– Ну что, занимаетесь? Отлично, отлично.

Потом крикнул в сторону лаборантской:

– Гена, выйди на минуточку! У меня к тебе пара дел.

Геночка показался в двери лаборантской, с дымящейся кружкой чая в руке.

– Слушай, сынок, я к тебе вот по какому делу: выясни, пожалуйста с завучем своё расписание на будущую неделю, а то у неё стоят зачёты в одиннадцатом классе как раз в те часы, когда у тебя пары матанализа.

– И потом, что ты забиваешься всегда в свою лаборантскую? – уже совсем другим тоном, улыбаясь, продолжил Олег Павлович. – Смотри, какая у тебя шикарная сучка в классе сидит.

Вначале мне показалось, что я ослышалась. Но директор всё с той же милой улыбкой продолжал:

– Смотри, какие у неё глаза блядские! (я не могла поверить, что я слышу это от директора лицея!) Она же ебаться хочет, сразу видно! Ты что, не хочешь её выебать?

Я сидела покрасневшая до корней волос, но не могла сказать ни слова, только глупо улыбалась, и смотрела при этом во все глаза не на директора, а на Геночку.

Геночка же стоял довольно флегматично, и смотрел то на меня, то на отца, как бы не в силах решиться на что-то. Наконец, он поставил свою кружку и подойдя поближе встал рядом с директором.

– Ну, сынок, смелее! Она сейчас тебе всё сделает, что ты захочешь. Ну-ка, иди сюда!

Я подошла на ватных ногах.

– Ближе, ближе! А теперь на колени, подстилка малолетняя.

Я рухнула на колени как подкошенная. Несколько секунд, звук расстёгивающихся молний – и перед моим лицом закачались два мужских члена, терпко пахнущих, стоячих хуя!

– Ну, смелее, соси!

Я даже сейчас закрывая глаза вижу эту восхитительную картину. Вы даже не представляете, как волнующе и приятно было в первый раз сосать мужской член, и не один, а сразу два!!! И самая прелесть была в том, что они были совершенно разные – у Олега Павловича короткий, тупорылый ствол, твёрдый как железо и весь увитый тёмно-синими венами, а у Геночки – изогнутый, как стебель, гладкий и немного мягкий, напоминавший спелый банан. Я брала их в рот по очереди, на минуту-другую, обсасывала головку, громко причмокивая губами, густо намазанными блеском, потом отважилась заглотить один поглубже, но поперхнулась и закашлялась.

– Да, неопытная у нас соска, сынок, но всё равно приятно, правда? – директор явно был доволен происходящим. – А теперь давай раком стань!

Я развернулась задом, нагнулась, Олег Павлович задрал мне юбку и сильно ущипнул за зад.

– Смотри-ка, вот блядь похотливая! Она же даже без трусов! Так и хочет кому-нибудь дать, верно? – в голосе Олега Павловича явственно сквозило торжество.