Воспоминание о бассейне Москва

Долго мы так стояли друг напротив друга. Народа в душевой совсем не осталось. Ну мужик глянул туда-сюда по сторонам и ко мне подходит. "Давай я тебе, говорит, спинку потру!" А я как онемел весь и замерз. Он меня за плечи руками берет и задом к себе разворачивает, и нагибает с силой. Я нагнулся и вижу в просвет между своих ног – хуй его качается, качается и качается. А он в это время спину мне намыливает и трет. Трет, трет, трет... А хуй качается...
И тут я чувствую – раз, касание. Головка его члена моей ноги коснулась, и отошла. Потом раз – еще коснулась... И еще. Я смотрю между ног, а у него хуй все больше и больше становится, раздувается прямо на глазах. И поднимается... поднимается все выше и выше, все ближе и ближе к моему лицу. И залупа уже, прямо такая налитая, такая налитая и уже не прикрытая кожей, аж отсвечивает. И дырка в ней, с мой палец диаметром, смотрит на меня. Тут мужик подался вперед, прижался ко мне передком, так что от его волосатого лобка стало щекотно моей жопе. Взял он меня снизу за грудь и резко привстал. Мои ноги оторвались от пола и я оказался сидящем на его хую. Я инстинктивно схватился за торчащую между ногами дубину. "За залупу, за залупу возьмись,"-прошептал мне на ухо мужик. Я передвинул одну руку на залупу, мужик шумно вздохнул, залупа еще больше надулась, напряглась и из нее брызнула тугая, как канат струя спермы. Ногти мужика впились в мою грудь, он кончал. Сперма из его конца все била и била, очень долго била, или мне так тогда только показалось...

Я сидел на хую, ощущал его всей своей промежностью, что-то там у меня сжалось, что-то потянуло, вид этого могучего орудия и этой могучей струи так возбудил меня, что я стал тоже самопроизвольно кончать. Не помню уже, как я слез тогда с хуя, как судорожно водил по телу мочалкой, смывая с него брызги спермы и запах чужого тела. Не помню, как глядя в пол от охватившего жгучего стыда, я прошел в раздевалку, обтерся полотенцем, оделся и выскочил на улицу. Бежать, бежать и бежать хотелось мне быстрее от этого места и больше не возвращаться, чтобы не видеть больше этого мужика с его огромным хером, не видеть этой струи спермы, не чувствовать сладкого томления в промежности. Бежать, куда глаза глядят..."Эй, заяц! Куда бежишь так быстро? Куда торопишься?"-раздался вдруг голос сбоку. Я замер на месте. Невдалеке от меня стоял тот самый мужик, которого я так боялся. Правда сейчас он был не такой уж страшный, был по зимнему тепло одет в дубленку и ондатровую шапку и его страшного орудия совсем не было видно. Но все равно я весь задрожал изнутри.

А мужик явно поджидал меня. "Куда, говорю, бежишь-то?"-еще раз повторил он и улыбнулся.-"Может вместе побежим? Ну-ну, не бойся, что ты прямо весь насупился и нахохлился. Что мама не разрешает с чужими дядьками знакомиться? И это правильно. Люди ведь разные бывают. К кому-то и близко подходить нельзя. Только это к другим... Ко мне можно... И даже нужно... И даже очень близко!" – последние слова он произнес шопотом. "Ну так что, заяц? Будешь со мною дружить? А? Я тебе еще что-нибудь покажу... и научу... Только ты уж сам решай, без мамы, нужно тебе это или не нужно? Я же видел, как тебе хорошо было, а будет еще лучше! А? Как тебя звать-то?"-мужик потрепал меня по затылку и лаского потянул за мочку уха. "Миша,"-еле слышно пролепетал я. "А я – Виталик, Виталий Алексееевич. Ну что, Мишаня, поехали ко мне в гости?" И я поехал. Уже через час я сидел в роскошной двухкомнатной квартире где-то на Полянке, и не просто сидел, а листал стопку мужских порнографических журналов. Квартира Виталика просто поразила меня.
Все в ней было продумано до мелочей, во всем был виден особый вкус и притязательность хозяина. Стены были задрапированы не какими-то бумажными обоями, а особыми тканями. Везде были развешаны картины, кажется сплошь голанцев, уж не знаю подлинники или копии, с изображением преимущественно голых лиц мужеского полу. Мебель была сплошной антиквариат. В одной комнате стояла большая двуспальная, если не сказать трех – или четырех-спальная кровать с резными голыми мальчиками-ангелочками на спинках. Над кроватью в потолок было вделано большое зеркало. Много же оно, наверное, могло рассказать о тайной жизни хозяина, о всех его гостях, о любовниках, об оргиях происходящих на этой кровати-сексодроме. В другой комнате стоял такой же огромный диван с двумя креслами.

На них было разбросано несколько мягких подушек-думочек, обтянутых золотистой шелковой тканью и еще, что мне тогда особенно бросилось в глаза, на подлокотниках лежали три лисьи шкурки, две рыжие и одна бурая, с головами лис и хвостами, которые смотрелись, как живые. В углу комнаты стояла позолоченная клетка, в ней постоянно суетилась по своим делам Марго, большая белая крыса. Время от времени она замирала и внимательно сквозь прутья смотрела на меня. Я чувствовал на себе этот ее взгляд и от того становилось как то уж совсем серо и неуютно на душе. Хуй ли я, простой парень сюда залетел, хуй ли маму не послушал. Выебет меня сейчас Виталик своим дрочилом, выебет и скормит потом этой вот твари. И никто не узнает, где могилка моя... Да-а-а...

А может обойдется? Хуй его знает... В ванной, обделанной сплошь зеркалами и розовой итальянской плиткой стояли специальные вазочки, наполненые лепестками различных цветков и благовониями. Плюс ко всему уйма всевозможной мужской косметики и парфюма. И это не какие-то там привычные всем неизбалованным советским кобелям одеколон "Саша" или там "Шипр". Там были сплошь Paris, London and NewYork, из названий которых я помню только "Арамис", в большом квадратном флаконе толстого стекла, и помню только потому, что получил его потом от Виталика в подарок и долгое время потом еще им пользовался... Кухня у Виталика была и вовсе не кухня, точнее она не была отдельным помещением, а была объединена с большой комнатой и отгорожена от нее дубовой стойкой, по типу бара.

Щас-то, конечно, такой планировочкой никого и не удивишь, но тогда я только рот раззевал от удивления на все эти изъебы... Да, богато жил мужик по тем временам, очень богато и развлечения у него были соответствующие,... как бы это сказать, аристократические... Но обо всем по-порядку! Итак я сидел и рассматривал голых мужиков в журналах, Виталик готовил что-то поесть на кухне. Наверняка я был у него уже далеко-далеко не первым. Многие мальчики уже побывали на моем месте, посидели на этом диване, полистали эти журнальчики... Я перелистывал страница за страницей и чувство раздвоенности не покидало меня. Мне хотелось и бежать отсюда как можно быстрее, домой к маме, в чистый и романтический мир детства. И в то же время какое-то нестерпимо сладостное чувство заставляло меня сидеть на месте, сидеть и постепенно погружаться в другой мир, мир взрослых, такой пугающий, но такой манящий.

Я смотрел на мужиков с настырно торчащими пиписьками и сладостное чувство становилось все сильнее и сильнее. Мужики были такие разные и пиписьки у них тоже были разные, кто-то мне нравился, кто-то нет, я смотрел, сравнивал и как-то подсознательно в голове у меня складывался тип мужика, который мне не просто нравился, а от одного вида которого я тащился и млел. Я вдруг почувствовал, что вот если бы, вот такой вот мужик вдруг захотел бы чего-нибудь от меня, захотел бы сделать что-то со мной... ну что-то такое..., то я бы не колеблясь на все согласился... на все-на все... И еще я вдруг понял вот что. Что Виталик-то как раз вот и есть такой вот мужик, который сможет со мной все, что захочет делать... Я взял еще один журнал. Он оказался гораздо откровеннее предыдущих. Здесь были фотографии с настоящей еблей. Я увидел, как мужики сосут хуи у других мужиков, как лижут друг другу жопы, ебут друг друга в очко.

Ничего подобного я, конечно, до этого не видел. Нет, я конечно, слышал про педиков, про гомиков, но они не были реальностью моей жизни, а больше были элементом какого-то фольклора, фигурой речи. А тут... вот они пожалуйста. Голая жопа мужика с раздвинутыми ягодицами и торчащая в ней крепкая палка другого мужика. Вот так да. Уж не собирается ли Виталик все это надо мной соделать. Страх, тлевший внутри меня, полыхнул настоящим ужасом. Не хочу, не хочу, не хочу! Не надо мне этого! – застучало у меня в висках. Но, вместе с ужасом, вдруг так сладко-сладко затомилось в солнечном сплетении и еще между ногами, так приятно заныли яйца, с такой готовностью запульсировало очко, что через секунду виски застучали по-другому. Хочу! Хочу! Хочу! Что будет – то и будет! Будь, что будет! Два раза не умирать... "Мишаня! Иди перекусим!" – позвал из-за стойки Виталик. Я отложил журналы и неуверенной походкой пошел к нему.

"Ты, Мишанька, я смотрю, все меня стесняешься! Все боишься чего-то! Не надо! Не бойся! Я плохо еще никому никогда не делал! Только хорошо! Понял?" – я смущенно кивнул головой. "Ну, давай, ешь!" – Виталик подал мне тарелку с тремя поджаренными сосисками, каким-то соусом и салатом, спросил... "Пиво будешь?" – я пожал плечами, типа, не знаю, – "Значит будешь! Настоящее чешское! И соус чешский. Я вообще вот так закусывать в Праге научился! Быстро все готовится и вкусно. Ведь вкусно же, а?" – я опять кивнул и что-то промычал, пережевывая сосиску. Было действительно очень вкусно. Сосиска отдавала дымком, брызгалась маслом сквозь прожаренную шкурку и все это хорошо оттенялось чуть горьковатым вкусом прохладного пенистого пива. Мы ели, пили пиво, я потихоньку хмелел, веселел, у меня развязался язык и я разговорился. "Ну как тебе журналы?" – спросил Виталик, как бы между прочим.

"Ничего," – ответил я. "Тебе кто-нибудь понравился? Ну, из парней?" – "Ну так... обычные парни, мужики..." – "Обычные-то они обычные, только вот они друг с другом трахаться любят. Тебя как, это не смущает?" – "Ну любят и любят, каждый наверное должен делать то, что ему нравится!"-сказал я. "А я вот тоже, Мишаня, мужиков ебать люблю, а не баб! На самом деле! И тебя вот выебать хочу! Как тебе это?" – тут я чуть вздрогнул и потупил глазки. "У Вас, дядя Виталик, о-очень... очень-очень... большая пиписька!" – "Я знаю! Но потом тебе это даже понравится, что большая.