Спасибо, мне не интересно
✕
Рассказы с описанием несовершеннолетних запрещены.
Вы можете сообщить о проблеме в конце рассказа.
Она
В нашем супердемократичном лагере, однако, оказалось не очень трудно придумать должность заместителя председателя командирского собрания, и провести выборы. Я до сих пор смеюсь над всякими рейтингами, предвыборными кампаниями, многопартийными блоками. Мне с младых ногтей известно, как надо проводить выборы.
Организуя работу кружков и подыскивая помещения, я нашел одну очень неплохую кладовочку, с толстой дверью и угрожающего вида, но очень простым, амбарным замком. Я ее прибрал в тайне даже от Нее, и раз на тихом часе показал наше пристанище на ближайшие два месяца. Дольше 24 часов подряд кладовочка оч. редко пустовала.
Конец августа мы провели в городе тоже вместе. Вместе ходили по школьным базарам, с шутками и прибаутками выбирали друг другу форму. Шоу устраивали на каждом школьном базаре. В последний раз отчудили уже отдав талончики и заплатив. До этого долго бегали друг к другу в примерочные кабинки, приносили костюмы, блузки, рубашки галстуки и шарфики, вызывая по меньшей мере недоумение у персонала и пуритански настроенных посетителей. Вот, отходим от кассы, в новеньких костюмчиках, бирки свисают отовсюду, несем на контроль чеки, как вдруг по радио заиграл "На сопках Манчжурии". Мы тут же, посреди отдела стали танцевать. Народ расступился, ошалело гладя на такое безобразие. А как здорово она кружилась! И юбка оказалась очень подходящей для вальса, поднималась чуть ли не до самых подмышек. Я не мог наглядеться. После одного из таких поворотов она игриво и смущенно глянула на меня, требуя продолжения банкета. Я уже хотел что то сказать публике, типа "Танцуют все", но увидел как Она закончила движение и передумал. А она отпустила мою руку, и обеими руками, все еще кружась, опустила подол, и сделала вид, что жутко смущена недостойным поведением своей новой юбки. Я встал в позу Отелло и тореадора одновременно и погнал пургу вроде того, что что это за юбка! Это ты ее перед каждым встречным будешь вот так задирать?! Да я тебя не только на порог своего дома больше не пущу, но и в школу из твоего дома не выпущу в этой юбке! И все в голос, перед всеми собравшимися и еще недавно готовыми апплодировать нам зрителями. Она в ответ напирает на меня, трясет кулачками, обзывается хамом, ханжой и невежей. Что, мол, я сам ни одной юбки н пропускаю, бабник чертов, и могу катиться ко всем чертям, но эта юбка – ее юбка и она с ней теперь ни за что не расстанется. Мы картинно размахиваем руками, и переходим на испанский. Народ, только сейчас поняв, что это продолжение шоу, уже в покатуху. Я вырываю у нее из руки ее чеки и иду к кассе.
– Sinorita, por favor, отдайте мне деньги и снимите с нее эти развратные одежды!
Кассирша оказалась с чувством юмора и ответила в тон, но вполне определенно:
– Синьоры могут получить свои пиастры и отдать купленные одежды, но они не смогут купить себе новые, ибо их талоны уже погашены и наколоты на гвоздик.
– Ah, carramba! Madonna mia!.
– Да будет проклят тот день, когда я пообещала свою руку и сердце тому, кто победит на корриде!
– Да лучше бы я сдох на рогах благородного животного, а ты бы жила с этим вонючим козлом доном Карлосом!
Etc., etc.
Мы взяли свою штатскую одежду и кидая ей друг в друга дошли до трамвая. Только плюхнувшись на сидение на задней площадке, унялись и всю дорогу ржали.
Встречаться ни у меня, ни у нее было нельзя, в таких домах как наши, любых гостей отмечают. Но был у меня еще двоюродный брат. Жили они вдвоем с матерью (маминой сестрой) в очень удобном месте: на равном расстоянии от наших с Ней школ. Обычно времени хватало, до того как тетя придет с работы, но порой из молодеческого ухарства мы приезжали к брату с утра и косили первые уроки.
Родители не могли ничего не замечать, но молчали. Мама пыталась затевать беседы, но мне более или менее тактично удавалось от них уходить. А как-то раз мама попыталась подключить к моему воспитанию отца, но тот был занят своими мыслями, а мамиными и моими заниматься не хотел.
– Да ты хоть знаешь, чем живет твой сын, кто его знакомые, что у него есть, девушка, в конце концов?! – повысила голос мама.
– Высокая блондинка, волосы вьющиеся, длинные, предпочитает обувь на невысоком каблуке и одежду из натуральных материалов, – как ни в чем не бывало ответил отец, показывая, что для моего воспитания он использует время гораздо эффективнее некоторых. Мы с мамой, вообще-то, привычные к таким шерлокхолмсовским выходкам, даже кое-чему обученные.
Но Ее инкогнито так и оставалось нераскрытым до зимних каникул.
Отгуляв Новый Год, мы с Ней собрались поехать с компанией на дачу, даже вещи уже упаковали. И вот, раз за ужином отец и говорит, что, мол, встретил на собрании своего старого друга с женой (оказалось, что мама их тоже помнит), которых не видел много лет, они все ездили по окраинам света, и вот, наконец, угомонились. Короче, он пригласил их назавтра в гости.
– Меня, – говорю, почуяв недоброе, – это не касается. Мы с ребятами едем на дачу.
Жалкая попытка, как всегда ясно было все с самого начала разговора. Но без боя я вообще не сдаюсь. Я крыл навесом, что у ребенка-то всего и есть времени на свою жизнь, что каникулы, что от их всяких музык-секций-языков современная молодежь света белого не видит и потому усилиями собственных же родителей превращается в потерянное поколение. В ответ прямой наводкой летело, что РЕБЯТА за день никуда не денутся, и не собственно РЕБЯТА тем более, что я уже взрослый сын своих родителей и мог бы уже понять это. И напоследок бетонобойным из главного калибра:
– У них дочка, по-моему, твоего возраста!
Вот тоже еще аргумент! Я поведу ее в детскую показывать свои машинки и коллекцию самолетов, а потом мы будем играть в дочки-матери моими солдатиками и индейцами. Перспектива!
Я долго думал, что Ей говорить, так ничего не придумав, взял и позвонил. Она была тоже не в духе, и даже вроде обрадовалась, что я не смогу поехать. Я удивился, и даже обиделся, а она говорит, что ее не пускают родители, но ничего, надеется, что все быстро уладится.
Следующий день весь прошел в подготовке к приему гостей. Резали салаты, крутили пельмени, кое-кто собирал аккуратно разложенные по всей квартире свои учебники, книжки и журналы. Потом кое-кому не дали после трудов праведных полежать пару часков до прихода гостей, а принудили "навести порядок на своем столе". Это равносильно расстрелу. У меня для этих целей был снятый с бабушкино чердака еще несколько лет назад ситчик в "петухах" (размером где-то 140 х 300), но в этот раз номер не прошел. Все равно у меня остался часик полежать, и я проклял все, пришли бы поскорее. Хотел Ей позвонить, но удержался, чего зря всем душу теребить. Гости (раз уж папины коллеги) поскорее, ясное дело, не пришли, и ровно с шестым писком радио на кухне раздался звонок в дверь.
Привратником у нас по таким случаям я, и неспешно обувшись в парадные туфли, я пошел открывать. Дурачиться я решил с самого начала, и, распахнув дверь настежь, принял позу зазывалы из чайханы: согнулся в пояснице почти пополам, носом в пол, правая рука на сердце, левая откинута и приглашает гостей проходить. Гости начинают проходить и первый же проплывающий мимо моего носа подол женской шубки заставляет меня действительно схватиться за сердце. Эту шубку я знаю лучше, чем свои пять пальцев. Я по несколько раз на дню, бывало, снимал ее и подавал, я валял эту шубку вместе с ее хозяйкой в сугробах пригородных лесов, и укрывался ей по ночам на холодных верандах всевозможных дач. Этого не могло быть, но против фактов аргументы бессильны.
Когда родители достаточно вовлеклись в обниманушки-целованушки, я закончил возиться с замком и тихонечко оглянулся. Она, а это, конечно же, была Она, стояла ко мне спиной и уже расстегнула шубку. Я положил ей руку на талию и спросил:
– Товарищь (мы в еще летом договорились различать титул "товарищ" для мужчин и для женщин), позвольте Вашу шубку.
Крайняя степень офигения. Столбняк.
– Спокойствие, только спокойствие. Нас сегодня ждет небольшое развлекалово.
Старые друзья и подруги за столом много говорили о себе, об общих знакомых, хвастались должностями, знакомствами, увиденными спектаклями и прочитанными книгами. Я тихонечко следил за мамой. Теоретически, только она могла Ее узнать, но в лагере они виделись мельком, тогда Она была с распущенными волосами и ковбойке, а сейчас в вечернем платье с прической и даже с косметикой. Нет, не узнала, решил я и спектакль продолжался.
– Вы не желаете вот этого салата? Это я его заправлял!
– А Вы, ..., собираете марки? Ой, правда? Покажете, хорошо?
У родителей разговор подошел к хвастовству детьми. Я, как обычно, оказался остолопом и балбесом, как только меня земля носит. Она оказалась чудесной девочкой, такой самостоятельной, одна живет с дедушкой, пока мы в разъездах. Вот почти год не виделись.
– Как, она к вам этим летом не приезжала? – Это мама, и я понял, что это начало их с отцом игры в три паса.
– Ну, девушка уже большая, у нее наверно, уже свои планы на жизнь. – Это папа, я перехватить не успел, значит теперь только следить как мячик влетает в наши ворота.
– Да, у них в лагере в этом году оказалось так интересно! Не захотела уезжать. – Это Ее мама. Мяч касается штрафной площадки... Офвсайта не было, можно играть! Мяч у нападающих... Ну, кто же первый!
Папа с мамой наперебой, в сторону молодежного края стола:
– Да, ребята, расскажите, наконец, что вы там такого интересного у себя в лагере устроили?
После этого дня родители вдруг стали сообщать мне, раньше которого часа они точно не вернуться, стали спрашивать, не нужны ли нам дрова на даче, и вообще вести себя неподобающе нормальным родителям.
Провожать Ее мне было далеко, и возвращался я домой поздно, и раз набравшись наглости, собрал родителей, и, кое-как подведя теоретическую базу, предложил перейти к практике совместного проживания. Родители, и ее, кстати, тоже, не отказали себе в удовольствии поиздеваться над своими детьми, но решили вопрос положительно.
"Невестка" моим понравилась. И в хозяйстве разбирается, и вещи перестали по дому валяться, и отметки стали лучше (на это я всегда говорил, что лучше стали отметки и у Нее, просто и обоих стало больше времени).
Организуя работу кружков и подыскивая помещения, я нашел одну очень неплохую кладовочку, с толстой дверью и угрожающего вида, но очень простым, амбарным замком. Я ее прибрал в тайне даже от Нее, и раз на тихом часе показал наше пристанище на ближайшие два месяца. Дольше 24 часов подряд кладовочка оч. редко пустовала.
Конец августа мы провели в городе тоже вместе. Вместе ходили по школьным базарам, с шутками и прибаутками выбирали друг другу форму. Шоу устраивали на каждом школьном базаре. В последний раз отчудили уже отдав талончики и заплатив. До этого долго бегали друг к другу в примерочные кабинки, приносили костюмы, блузки, рубашки галстуки и шарфики, вызывая по меньшей мере недоумение у персонала и пуритански настроенных посетителей. Вот, отходим от кассы, в новеньких костюмчиках, бирки свисают отовсюду, несем на контроль чеки, как вдруг по радио заиграл "На сопках Манчжурии". Мы тут же, посреди отдела стали танцевать. Народ расступился, ошалело гладя на такое безобразие. А как здорово она кружилась! И юбка оказалась очень подходящей для вальса, поднималась чуть ли не до самых подмышек. Я не мог наглядеться. После одного из таких поворотов она игриво и смущенно глянула на меня, требуя продолжения банкета. Я уже хотел что то сказать публике, типа "Танцуют все", но увидел как Она закончила движение и передумал. А она отпустила мою руку, и обеими руками, все еще кружась, опустила подол, и сделала вид, что жутко смущена недостойным поведением своей новой юбки. Я встал в позу Отелло и тореадора одновременно и погнал пургу вроде того, что что это за юбка! Это ты ее перед каждым встречным будешь вот так задирать?! Да я тебя не только на порог своего дома больше не пущу, но и в школу из твоего дома не выпущу в этой юбке! И все в голос, перед всеми собравшимися и еще недавно готовыми апплодировать нам зрителями. Она в ответ напирает на меня, трясет кулачками, обзывается хамом, ханжой и невежей. Что, мол, я сам ни одной юбки н пропускаю, бабник чертов, и могу катиться ко всем чертям, но эта юбка – ее юбка и она с ней теперь ни за что не расстанется. Мы картинно размахиваем руками, и переходим на испанский. Народ, только сейчас поняв, что это продолжение шоу, уже в покатуху. Я вырываю у нее из руки ее чеки и иду к кассе.
– Sinorita, por favor, отдайте мне деньги и снимите с нее эти развратные одежды!
Кассирша оказалась с чувством юмора и ответила в тон, но вполне определенно:
– Синьоры могут получить свои пиастры и отдать купленные одежды, но они не смогут купить себе новые, ибо их талоны уже погашены и наколоты на гвоздик.
– Ah, carramba! Madonna mia!.
– Да будет проклят тот день, когда я пообещала свою руку и сердце тому, кто победит на корриде!
– Да лучше бы я сдох на рогах благородного животного, а ты бы жила с этим вонючим козлом доном Карлосом!
Мы взяли свою штатскую одежду и кидая ей друг в друга дошли до трамвая. Только плюхнувшись на сидение на задней площадке, унялись и всю дорогу ржали.
Встречаться ни у меня, ни у нее было нельзя, в таких домах как наши, любых гостей отмечают. Но был у меня еще двоюродный брат. Жили они вдвоем с матерью (маминой сестрой) в очень удобном месте: на равном расстоянии от наших с Ней школ. Обычно времени хватало, до того как тетя придет с работы, но порой из молодеческого ухарства мы приезжали к брату с утра и косили первые уроки.
Родители не могли ничего не замечать, но молчали. Мама пыталась затевать беседы, но мне более или менее тактично удавалось от них уходить. А как-то раз мама попыталась подключить к моему воспитанию отца, но тот был занят своими мыслями, а мамиными и моими заниматься не хотел.
– Да ты хоть знаешь, чем живет твой сын, кто его знакомые, что у него есть, девушка, в конце концов?! – повысила голос мама.
– Высокая блондинка, волосы вьющиеся, длинные, предпочитает обувь на невысоком каблуке и одежду из натуральных материалов, – как ни в чем не бывало ответил отец, показывая, что для моего воспитания он использует время гораздо эффективнее некоторых. Мы с мамой, вообще-то, привычные к таким шерлокхолмсовским выходкам, даже кое-чему обученные.
Но Ее инкогнито так и оставалось нераскрытым до зимних каникул.
Отгуляв Новый Год, мы с Ней собрались поехать с компанией на дачу, даже вещи уже упаковали. И вот, раз за ужином отец и говорит, что, мол, встретил на собрании своего старого друга с женой (оказалось, что мама их тоже помнит), которых не видел много лет, они все ездили по окраинам света, и вот, наконец, угомонились. Короче, он пригласил их назавтра в гости.
– Меня, – говорю, почуяв недоброе, – это не касается. Мы с ребятами едем на дачу.
Жалкая попытка, как всегда ясно было все с самого начала разговора. Но без боя я вообще не сдаюсь. Я крыл навесом, что у ребенка-то всего и есть времени на свою жизнь, что каникулы, что от их всяких музык-секций-языков современная молодежь света белого не видит и потому усилиями собственных же родителей превращается в потерянное поколение. В ответ прямой наводкой летело, что РЕБЯТА за день никуда не денутся, и не собственно РЕБЯТА тем более, что я уже взрослый сын своих родителей и мог бы уже понять это. И напоследок бетонобойным из главного калибра:
– У них дочка, по-моему, твоего возраста!
Вот тоже еще аргумент! Я поведу ее в детскую показывать свои машинки и коллекцию самолетов, а потом мы будем играть в дочки-матери моими солдатиками и индейцами. Перспектива!
Я долго думал, что Ей говорить, так ничего не придумав, взял и позвонил. Она была тоже не в духе, и даже вроде обрадовалась, что я не смогу поехать. Я удивился, и даже обиделся, а она говорит, что ее не пускают родители, но ничего, надеется, что все быстро уладится.
Следующий день весь прошел в подготовке к приему гостей. Резали салаты, крутили пельмени, кое-кто собирал аккуратно разложенные по всей квартире свои учебники, книжки и журналы. Потом кое-кому не дали после трудов праведных полежать пару часков до прихода гостей, а принудили "навести порядок на своем столе". Это равносильно расстрелу. У меня для этих целей был снятый с бабушкино чердака еще несколько лет назад ситчик в "петухах" (размером где-то 140 х 300), но в этот раз номер не прошел. Все равно у меня остался часик полежать, и я проклял все, пришли бы поскорее. Хотел Ей позвонить, но удержался, чего зря всем душу теребить. Гости (раз уж папины коллеги) поскорее, ясное дело, не пришли, и ровно с шестым писком радио на кухне раздался звонок в дверь.
Привратником у нас по таким случаям я, и неспешно обувшись в парадные туфли, я пошел открывать. Дурачиться я решил с самого начала, и, распахнув дверь настежь, принял позу зазывалы из чайханы: согнулся в пояснице почти пополам, носом в пол, правая рука на сердце, левая откинута и приглашает гостей проходить. Гости начинают проходить и первый же проплывающий мимо моего носа подол женской шубки заставляет меня действительно схватиться за сердце. Эту шубку я знаю лучше, чем свои пять пальцев. Я по несколько раз на дню, бывало, снимал ее и подавал, я валял эту шубку вместе с ее хозяйкой в сугробах пригородных лесов, и укрывался ей по ночам на холодных верандах всевозможных дач. Этого не могло быть, но против фактов аргументы бессильны.
Когда родители достаточно вовлеклись в обниманушки-целованушки, я закончил возиться с замком и тихонечко оглянулся. Она, а это, конечно же, была Она, стояла ко мне спиной и уже расстегнула шубку. Я положил ей руку на талию и спросил:
– Товарищь (мы в еще летом договорились различать титул "товарищ" для мужчин и для женщин), позвольте Вашу шубку.
Крайняя степень офигения. Столбняк.
– Спокойствие, только спокойствие. Нас сегодня ждет небольшое развлекалово.
Старые друзья и подруги за столом много говорили о себе, об общих знакомых, хвастались должностями, знакомствами, увиденными спектаклями и прочитанными книгами. Я тихонечко следил за мамой. Теоретически, только она могла Ее узнать, но в лагере они виделись мельком, тогда Она была с распущенными волосами и ковбойке, а сейчас в вечернем платье с прической и даже с косметикой. Нет, не узнала, решил я и спектакль продолжался.
– Вы не желаете вот этого салата? Это я его заправлял!
– А Вы, ..., собираете марки? Ой, правда? Покажете, хорошо?
У родителей разговор подошел к хвастовству детьми. Я, как обычно, оказался остолопом и балбесом, как только меня земля носит. Она оказалась чудесной девочкой, такой самостоятельной, одна живет с дедушкой, пока мы в разъездах. Вот почти год не виделись.
– Как, она к вам этим летом не приезжала? – Это мама, и я понял, что это начало их с отцом игры в три паса.
– Ну, девушка уже большая, у нее наверно, уже свои планы на жизнь. – Это папа, я перехватить не успел, значит теперь только следить как мячик влетает в наши ворота.
– Да, у них в лагере в этом году оказалось так интересно! Не захотела уезжать. – Это Ее мама. Мяч касается штрафной площадки... Офвсайта не было, можно играть! Мяч у нападающих... Ну, кто же первый!
Папа с мамой наперебой, в сторону молодежного края стола:
– Да, ребята, расскажите, наконец, что вы там такого интересного у себя в лагере устроили?
После этого дня родители вдруг стали сообщать мне, раньше которого часа они точно не вернуться, стали спрашивать, не нужны ли нам дрова на даче, и вообще вести себя неподобающе нормальным родителям.
Провожать Ее мне было далеко, и возвращался я домой поздно, и раз набравшись наглости, собрал родителей, и, кое-как подведя теоретическую базу, предложил перейти к практике совместного проживания. Родители, и ее, кстати, тоже, не отказали себе в удовольствии поиздеваться над своими детьми, но решили вопрос положительно.
"Невестка" моим понравилась. И в хозяйстве разбирается, и вещи перестали по дому валяться, и отметки стали лучше (на это я всегда говорил, что лучше стали отметки и у Нее, просто и обоих стало больше времени).