Текила (глава из романа "Океан между")

Самолетов снова шагал по воспетому еще Хейли аэропорту Далласа к стойке регистрации рейса на Москву. Две девочки у аэрофлотовской вывески о чем-то безразлично ворковали – регистрация еще не была объявлена. Потоптавшись у стойки, Никита осмотрел терминал, чтобы найти место, где можно было бы комфортно расположиться и сбросить сумку с плеча. И здесь он заметил ее. Она сидела на подоконнике огромного окна, выходящего на стоянку перед аэропортом, и обнимала огромного, почти в человеческий рост, плюшевого зайца. Рядом стояли два больших чемодана из черного пластика. Выражение ее глаз было утомленно-печальным. По этому взгляду Никита ни секунды не колеблясь определил, что она русская, что она летит в Москву тем же самолетом и что у нее какие-то неприятности.
Подчиняясь непреодолимой магнетической силе, он направился к тому же оконному витражу и, небрежно сбросив сумку с плеча, уселся метрах в двух от одинокой девушки. Похоже, они были единственными пассажирами этого рейса, оказавшимися в аэропорту в столь ранний час.

Девушка спокойно повернула голову и невозмутимо бросила: "Привет!" – так, как будто они уже были знакомы тысячу лет.

– Привет, – улыбнулся в ответ Никита.

Девушка отвернулась и, качаясь вместе с зайцем, также невозмутимо стала осматривать потолок. Между тем Никита украдкой начал ее исследовать.

Одета девушка была по европейской моде с московским шармом: черные расклешенные брюки, красиво гармонирующие с тупоносыми ботиночками на высоком немного стоптанном каблуке, и кокетливо приталенный пиджачок, из-под которого виднелась серая бархатная блузка без воротника.

Девушку нельзя было назвать писаной красавицей; ее лицо больше напоминало лицо очень милого ребенка, волнительно сочетаясь с тонкой, но сильной фигурой, длинными ногами и гибким станом.

Странно, но левая ладонь ее была перевязана окровавленным бинтом и наспех заклеена лейкопластырем.

– Давно сидишь? – закончив осмотр, спросил Никита.

– Часа два.

– Здоровый заяц! – кивнул на ушастую игрушку Никита.

– Это подарок, – с нежностью прижимая к себе зайца, пояснила девушка.

– А что с рукой?

Девушка поморщилась, взглянув на свою перевязанную руку, словно вспоминая о чем-то неприятном:

– Так... Порезалась... За нож схватилась.

– А-а, – протянул Никита, слегка заинтригованный таким ответом. – Больно?

– Нет, уже не больно. Щиплет немножко.

– Бывает, – заключил Никита, не спрашивая, при каких обстоятельствах это произошло, чтобы не показаться назойливым. Дорога предстоит длинная, если захочет – сама расскажет.

– Это мой любовник, американец, меня поранил, – вдруг неожиданно призналась девушка, – когда выгонял меня из дома:

Никита удивленно уставился на попутчицу, опешив от такого сообщения. Это было изумительно: как легко вдали от родины соотечественники находят контакт и доверяют друг другу самые интимные подробности своей жизни! А ведь будь они в Москве, такое очаровательное создание едва ли удостоило бы его вниманием.

Они еще немного помолчали. Вдруг девушка резко поднялась и протянула ему зайца:

– Подержи, я сейчас.

– Конечно, – довольный таким доверием, сказал Никита, принимая в объятия большого, но удивительно легкого зайца с нагло ухмыляющейся физиономией. В ту же секунду он ощутил тончайший запах модных в этом сезоне духов с жасминовым оттенком.
Девушка решительно направилась к стойке регистрации, и Никита окончательно оценил привлекательность ее фигурки, к которой добавлялась кошачья манера ходить слегка приподняв головку на тонкой загорелой шее.

Поговорив о чем-то с представительницами аэрофлота, она, слегка раздосадованная, вернулась к своим чемоданам, достала из маленькой сумочки записную книжку и стала как ни в чем не бывало внимательно ее изучать, так и не забрав у Никиты зайца.

Теперь они стали похожи на ожидающую начала посадки семью с ребенком, роль которого играл хамоватый зайчишка. Поразительно, как почти ничего не сделав, девушка уже получила Самолетова в свое полное распоряжение. У Никиты теперь не было и тени сомнения, кто будет дальше тащить два ее здоровенных чемодана.

– Что они говорят? – спросил он.

– Сейчас начнут. Хотя они опаздывают уже на полчаса, а я безумно голодна.

– Кстати, меня зовут Никита, – поняв, что пришло время познакомиться, сообщил Самолетов.

Девушка, не отрываясь от записной книжки, спокойно ответила:

– Друзья зовут меня Текилой – догадайся, почему.

– Ты любишь текилу?

– Молодец! – наконец улыбнулась в первый раз девушка не только губами, но и уголками сузившихся глаз. И тут Никита понял, что серьезно влип, настолько эта улыбка была обезоруживающе мила – как гримаска непредсказуемой судьбы.

Между тем к стойке уже вилась небольшая очередь, которая с каждой минутой пополнялась все новыми и новыми сосредоточенно-озабоченными пассажирами. "Господи, – подумал Никита, – еще полчаса назад все они были такими милыми и приветливыми людьми, но стоило им встать в очередь к стойке с надписью "аэрофлот", где стояли две неулыбчивые тетки, как их словно могильным холодом обдало". Впрочем, Никита ощутил, что и сам сделался напряженно-хмурым, как только подтащил к хвосту очереди чемоданы своей новой знакомой. Он попробовал было улыбнуться стоящему впереди мужчине в дорогом атласном костюме, которого он нечаянно задел одним из чемоданов, однако улыбка получилась только со второй попытки, да и то какая-то неестественно вымученная.

– Сорри, сэр! – почему-то по-английски извинился он.

Мужчина что-то хмуро и неразборчиво буркнул, после чего достал из кармана перстень-гайку с платиновой печаткой и массивный золотой браслет и стал сосредоточенно прилаживать все это на правую руку.

Зарегистрировав билеты, Никита, с сумкой через плечо и с двумя чемоданами на колесиках, вместе с Текилой переместился к контрольно-таможенной службе, которая была последней инстанцией перед залом ожидания и самолетом. По обыкновению, она состояла исключительно из вьетнамцев, с явным трудом изъяснявшихся по-английски. В России посчитали бы, что в аэропорту этот вид деятельности выкупила вьетнамская мафия – хотя ясно, что никакой выгоды здесь получить нельзя. Скорее, наоборот: никто, кроме азиатских иммигрантов, не захотел подставляться под рассеянные лучи рентген-контроля.

Как только Самолетов предъявил сумку к досмотру, его отозвал в сторону шустрый вьетнамец, едва достающий Никите до груди, который потом долго водил по всем углам сумки каким-то прибором, подозрительно вглядываясь в индикатор.

"Что ж у меня такое с внешностью, – озадаченно подумал Самрлетов, – что на границе еще ни разу не было случая, чтобы та или другая сторона меня не шмонала? Вот и выбери тут имидж для путешествий по свету: будешь похож на бандита – тебя нормальные люди будут бояться, а будешь похож на нормального – грабители начнут приставать ".

– О'кей, – наконец, кивнул вьетнамец и махнул рукой, показывая, что все в порядке и можно проходить на посадку.

– Простите, а что вы так тщательно искали? – раздираемый любопытством, поинтересовался у таможенника Никита.

– Да так, ничего особенного... Динамит!

– А-а, – понимающе кивнул Никита и, подхватив сумку, поискал глазами Текилу, которая со своими чемоданами в очереди на досмотр была прямо за ним.

К своему удивлению, он нашел ее скучающей и глазеющей по сторонам у стойки контроля, в то время как все узкоглазые таможенники сгрудились у экрана рентген-контроля и, глядя на него, о чем-то громко спорили на своем родном наречии.

– Что случилось? – с усмешкой спросил ее Никита. – Ты прихватила с собой пару килограммов пластита?

– Не вижу ничего смешного, – не отреагировала на его шутку Текила и кивнула в сторону вьетнамцев. – Эти придурки утверждают, что я везу с собой пистолет.

От изумления Никита сразу не нашел что сказать, но вспомнив ее рассказ о поножовщине, решил, что удивляться еще рано.

Между тем старший вьетнамец что-то громко приказал остальным. Те немедленно изъяли чемодан из утробы рентгена и отнесли его на тот же стол, где досматривали Никиту.

– Мадам, – обратился старший к растерянной девушке, – не могли бы вы открыть свой чемодан? У нас есть подозрение, что вы везете с собою двуствольный пистолет.

– Бред какой-то, – пожав плечами, ответила Текила, подошла к столу и щелкнула застежками на чемодане.

Никита, снедаемый любопытством, что это за двуствольный пистолет и зачем он понадобился этой девушке, с интересом следил за происходящим вместе с собравшейся у стойки контроля внушительной толпой соотечественников и американцев.

Покопавшись во внутренностях чемодана, таможенник извлек на свет божий прямоугольную коробку нежно-розового цвета.

– Что это? – показав на коробку, спросил он Текилу.

Девушка как будто проснулась от глубокой спячки. Густо покраснев, она грубо бросила, готовая каждую секунду расплакаться:

– Ничего!

– О'кей, – сказал таможенник, вспыхнув узкими даже по вьетнамским меркам глазами. Толпа в напряженном ожидании затаила дыхание.

Аккуратно раскрыв коробку, он нащупал что-то внутри. Алчно крякнув – словно искатель сокровищ, ударившийся лопатой обо что-то твердое – он ловким движением извлек на всеобщее обозрение... большой розовый вибратор в форме мужского члена.

После секундного замешательства изумленная толпа грохнула доходящим порой до истеричных высот раскатистым хохотом, который, разбившись о потолок, посыпался многочисленными осколками, отражаясь от стен и вызывая всеобщее недоумение во всем терминале.

Перепуганный таможенник суетливо попытался засунуть вибратор обратно в коробку, но у него впопыхах это никак не получалось. Тогда он швырнул его вместе с упаковкой в чемодан, как мерзкую змею, и, словно боясь, что она выпрыгнет обратно, быстро захлопнул его.

– Извините, мадам, – в униженном поклоне обратился он к Текиле, на которую жалко было смотреть, и протянул ей документы, – можете пройти на посадку.

Тут же двое вьетнамцев схватили чемоданы Текилы, быстро облепили их маркировочными талонами и поставили на бесконечную ленту, увозящую вещи на погрузку в чрево самолета.

* * *

– Да не расстраивайся ты так, – сидя рядом с Текилой в салоне лайнера, успокаивал ее Самолетов.

– Какие уроды! – в десятый раз восклицала девушка, жуя купленный ей Никитой в аэропорту гамбургер и запивая его кока-колой из пластмассового стаканчика со вставленной в крышку соломинкой.