Спасибо, мне не интересно
✕
Рассказы с описанием несовершеннолетних запрещены.
Вы можете сообщить о проблеме в конце рассказа.
Полярный. Повесть. (Вторая авторская редакция)
Делаю так, потому что просто не могу этого не делать. Я знаю, что он все поймет правильно и не осудит меня.
– Нельзя, Сереж... Ты же знаешь...
Он смотрит на меня. Это взгляд затравленного зверя. Мне больно от его взгляда...
– Ничего я не знаю! – почти крик.
И тут его "прорвало"...
Он падает на колени и тыкается головой мне в грудь. Сигарета выскальзывает из его пальцев и летит на грязный пол...
Он долго и страшно рыдает, а я держу его. Держу обеими руками, как маленького, обнимая за плечи. Мне кажется, что если я не буду так крепко держать его – он просто разорвется от горя.
Сколько мы так сидели – я не знаю. Долго. Понемногу он успокаивается. Я поднимаю его голову, вытираю ладонями лицо. Он старается отвести взгляд. Ему неловко за свою слабость.
Слабость?
Я подкуриваю папиросу и вставляю ему в губы.
– Покури, Сереж...
– Спасибо...
Он кивает и вновь садится на корточки, прислонившись спиной к стене. Он смотрит в глубину тамбура. Там клубится дым от наших папирос.
– Я никак не могу забыть об этом ужасном ящике, что мы везем с собой! Он постоянно у меня перед глазами! – эти слова он шепчет, но мне кажется, что кричит, – Если бы я мог забыть о нем! Если бы его не было! Но ведь ничего уже не поправишь... Ничего... Почему жизнь такое дерьмо? Почему всегда все против нас? Почему я должен везти этот чертов ящик, эту смерть? Я ведь обычный парень, такой же как и ты... За что это все нам? За что? За что ?!
Мне нечего ему ответить. Если бы я знал...
Вокруг нас – мгла, сумрак какой-то. Мы все еще здесь, в холодном, вонючем, прокуренном тамбуре поезда, спешащего в Москву. Мы оба тонем в сизом, едком табачном дыму. Мы словно заблудились в тумане. И некому нас вывести...
Я закрываю глаза...
Странное состояние раздвоенности. Когда кажется, что ты – уже не совсем ты. А нечто неизмеримо большее, незнакомое, далекое... От этого становится страшно. Все чувства обнажены... Эту боль трудно описать. И безвыходность окружающего только умножает ее...
– Как хорошо, что ты поехал со мной, – я чувствую, как тяжелая рука Сергея ложится на мое плечо и это прикосновение вновь выдергивает меня из липкого сиропа безумия.
Я пытаюсь улыбнуться ему. Улыбка, наверное, выходит жалкой.
– Хочешь, я достану водки? – вдруг приходит мне в голову мысль.
– Зачем? Будем как мичман, напиваться до бесчувственности?
– Нет, не для этого...
– Тогда для чего?
– Помянем...
Окончание фразы застревает у меня в горле. Я не могу этого выговорить. Стараюсь и не могу...
Тут взгляд Сергея проясняется. Из туманного и отрешенного он превращается в острый и жесткий.
– Прости меня! – это было сказано уже твердым голосом, – Конечно, мы должны помянуть Славика... Как же это я сам не... А где же мы достанем водку?
– Я найду. Подождешь здесь?
– Да. Но если хочешь – пойду с тобой.
– Нет. Не нужно. Я сам. Я быстро...
– Ладно.
Я поднимаюсь и иду к двери в вагон. Прежде чем открыть ее, я оборачиваюсь на Сергея. Он стоит у стены и глядит в окно. В ту самую черную пустоту, куда смотрел перед этим я. У меня возникает чувство "дежа вю"... Будто бы Сергей сейчас – это я сам...
Так странно все это...
Но как только я шагнул из тяжелого сумрака тамбура в теплый и светлый коридор вагона – это чувство сразу же исчезло.
Денег у меня в карманах было не так уж много. Но на бутылку должно было хватить. А где достать водку в ночном поезде – всем известно.
Я подошел к купе проводницы, тихонько постучал и дернул дверь.
Она сидела за столом и что-то писала...
Маленькие, озорные глазки. Удивленно приподнятая бровь. На тонких губах – улыбка.
– Тебе чего?
Голос молодой и задорный, как и она сама.
– Мне бы водки достать. Мы тут с другом...
Ее улыбка становится шире.
– И только-то? А деньги есть?
Я протягиваю ей ладонь, на которой лежат три мятых бумажки и мелочь.
– Не густо, морячок! – она явно заигрывает со мной, без стеснения, – И это все, что ты можешь мне предложить?
Я смущаюсь. Впрочем, совсем немного.
– Мне бы водки... Очень надо...
– А мне бы – мужика... Тоже очень надо... – она прыснула смехом.
Я смущаюсь больше. Или только делаю вид, что смущаюсь? Я не знаю...
– Короче, – она встает, – Если придешь потом ко мне, когда все улягутся – дам водки. А деньги свои – спрячь. Так что? Придешь или нет?
– Приду, ладно, – я ничуть не удивлен такому обороту событий. Такое уже бывало со мной в поездах. И не раз.
– Смотри! – она в шутку грозит мне пальцем и достает из под сидения бутылку "Русской". – Вот, держи. И не забудь, что обещал! Друга тоже можешь привести...
Я беру из ее рук водку и поворачиваюсь к открытой двери, собираясь уйти.
Она легонько шлепает меня ладонью по заднице и опять хохочет.
– Смотри не перепей! Морячок!
Я краснею и вываливаюсь в коридор, сжимая заветную бутылку обеими руками, как знамя.
"Ну и блядь !" – проносится в моей голове мысль и я спешу назад в тамбур, к Сергею.
Он все так же стоит у двери и смотрит в окно.
– Достал?
– Да. Вот...
Я протягиваю ему водку.
– Нет, – он мотает головой, – Открывай ты...
Я срываю с горлышка алюминиевую пробку. Теперь Сергей осторожно берет бутылку у меня из рук. Он смотрит в пол.
– Давай выпьем с тобой, Андрюха... Давай помянем нашего товарища...
– За Славика...
– За Славика... – голос Сергея дрогнул и он приложился к бутылке первым.
Потом я.
Закусывать было нечем.
Водку я поставил в самый угол тамбура, чтобы случайно не опрокинуть.
Мы опять сели на корточки, друг напротив друга. Закурили.
Стало ли нам легче? Не знаю. Ну, разве что – совсем немного. Минут десять мы молчали. Только курили и слушали стук колес. Каждый думал о своем. Но в то же время – думали мы об одном и том же. Это было понятно без слов.
– Знаешь, Андрюха, ты молодец... – голос Сергея окреп и стал таким, к которому я привык за наш последний год совместной службы. – Ты заставил меня хоть что-то правильное сделать. А то я уже совсем... Того...
– Я вижу... Мне ведь тоже нелегко...
– Да, нелегко...
Мы опять немного помолчали.
– А где ты водку достал? – Сергей спросил это с интересом. Или мне показалось?
– У проводницы... – ответил я и усмехнулся.
Сергей заметил.
– Что такое? – краешек его губ тоже приподнялся. Совсем чуть-чуть.
– Денег не хватило. Но я договорился, что оставшуюся часть она возьмет натурой. Вернее – "договорилась" она.
– Да? – Сергей уже улыбался по-настоящему.
– А что было делать? – я пожал плечами.
– Теперь уж действительно делать нечего. Придется отрабатывать...
Мы тихонько хохотнули в один голос.
– А она хоть хорошенькая? – щеки у Сергея порозовели и это меня радовало.
– Не знаю... Я не успел заметить... Хлопнула меня по заднице... Представляешь?
– Представляю. Но твоя задница это пережила?
– Пережила, – я кивнул.
Тут мы поглядели друг на друга как-то странно и словно очнулись. У обоих в глазах застыл один и тот же вопрос: "Что это с нами ?".
Почему мы смеемся? Разве сейчас время для шуток?
Сергей потупился и я видел, что ему стыдно. Стыдно было и мне. Хотя стыд – не совсем то чувство, что мы испытывали. Скорее – неловкость.
Как же так? Улыбаться, после того, что произошло? Говорить о какой-то игривой и распутной проводнице, когда ты по собственной воле стал членом похоронной бригады?
Ведь багажный вагон не так уж и далеко...
– Знаешь, Андрюха, бери-ка ты бутылку и пошли в купе. Холодно тут... – прервал Сергей томительную паузу.
– Да, пойдем... – кивнул я в ответ, взял бутылку и мы поднялись.
* * *
Я открыл дверь в наше купе и уже собирался войти, когда Сергей, шедший следом, тронул меня за плечо.
– Андрюха...
Я повернулся к нему.
– Да, Сереж?
– А ты действительно хочешь пойти к ней?
До меня не сразу дошло, о ком он говорит. Потом я понял – о проводнице.
– Нет, Сереж. Если честно – совсем не хочу. Но я ведь пообещал...
– Раз так, то и не нужно никуда ходить, – мне показалось, что в голосе Сергея была ревность, – Я сейчас сам пойду и отдам ей деньги.
– Глупо все это получилось...
– Не бери в голову, – он посмотрел мне в глаза, – Иди, я сейчас вернусь...
Я отвернулся от него и вошел в наше пустое купе, а Сергей пошел дальше по коридору.
Первым делом я снял и повесил на место свою полумокрую шинель. Потом повернулся к окну и огляделся.
Верхний свет показался мне слишком ярким и я его выключил. Вместо него я зажег два ночника. Сразу стало уютнее. Купе теперь выглядело по-другому...
Мичмана все еще не было. Похоже, он не особо спешил вернуться к нам. Да и зачем? Я представил, в каком состоянии он вернется, когда решится на это. Поезд полон офицеров Флота, компанию он себе всегда найдет. Наше присутствие его явно тяготило. А до Москвы ведь еще так далеко...
Я подсел к столику. Поесть, может быть? Нет, не хочется... Ничего не хочется...
Вернулся Сережа. Так быстро?
– Ну что? – тихо спросил я.
– Ничего. Все нормально, – ответил он, закрыл дверь в купе и снял свою шинель.
Я понял, что тема исчерпана.
Сергей сел к столику с другой стороны. Он поглядел сначала на нашу бутылку с выпивкой, потом на меня.
– Разливай, Андрюха...
Я налил в стаканы немного водки и поставил бутылку на место.
Выпили молча.
– Не берет она меня совсем, – Сергей кивнул на бутылку.
Я тоже кивнул. Но дело было не в водке, конечно. Дело было в нас. Если так пойдет дальше, одной бутылкой мы не обойдемся...
Сергей откинулся назад и прислонился к стенке купе. Я же оперся на стол, положив на него локти.
Он смотрит в окно, за которым ничего не видно. А я смотрю на него...
Поезд стучит на стыках рельс, вагон покачивается и поскрипывает.
Сережа... Он такой красивый, в этой своей тельняшке... Но лицо, его лицо...
– Господи... Никто не знает, что это такое... Каково это... Никому этого не объяснишь... – неожиданно заговорил Сергей, – Вот он – живой, совсем рядом, говорит с тобой, смотрит на тебя... А потом... Потом он уже лежит на причале с простреленной головой... И повсюду его кровь... Даже у тебя на лице... Если бы ты видел его глаза, когда он стрелял... Если бы ты только их видел! Этого никогда не забудешь! Слышишь? Никогда!
– Я знаю, Сереж, все я знаю... – у меня щемит сердце – я ведь и сам был не так далеко, когда все это случилось.
– Да ни черта вы все не знаете! Ни черта.
– Нельзя, Сереж... Ты же знаешь...
Он смотрит на меня. Это взгляд затравленного зверя. Мне больно от его взгляда...
– Ничего я не знаю! – почти крик.
И тут его "прорвало"...
Он падает на колени и тыкается головой мне в грудь. Сигарета выскальзывает из его пальцев и летит на грязный пол...
Он долго и страшно рыдает, а я держу его. Держу обеими руками, как маленького, обнимая за плечи. Мне кажется, что если я не буду так крепко держать его – он просто разорвется от горя.
Сколько мы так сидели – я не знаю. Долго. Понемногу он успокаивается. Я поднимаю его голову, вытираю ладонями лицо. Он старается отвести взгляд. Ему неловко за свою слабость.
Слабость?
Я подкуриваю папиросу и вставляю ему в губы.
– Покури, Сереж...
– Спасибо...
Он кивает и вновь садится на корточки, прислонившись спиной к стене. Он смотрит в глубину тамбура. Там клубится дым от наших папирос.
– Я никак не могу забыть об этом ужасном ящике, что мы везем с собой! Он постоянно у меня перед глазами! – эти слова он шепчет, но мне кажется, что кричит, – Если бы я мог забыть о нем! Если бы его не было! Но ведь ничего уже не поправишь... Ничего... Почему жизнь такое дерьмо? Почему всегда все против нас? Почему я должен везти этот чертов ящик, эту смерть? Я ведь обычный парень, такой же как и ты... За что это все нам? За что? За что ?!
Мне нечего ему ответить. Если бы я знал...
Вокруг нас – мгла, сумрак какой-то. Мы все еще здесь, в холодном, вонючем, прокуренном тамбуре поезда, спешащего в Москву. Мы оба тонем в сизом, едком табачном дыму. Мы словно заблудились в тумане. И некому нас вывести...
Я закрываю глаза...
Странное состояние раздвоенности. Когда кажется, что ты – уже не совсем ты. А нечто неизмеримо большее, незнакомое, далекое... От этого становится страшно. Все чувства обнажены... Эту боль трудно описать. И безвыходность окружающего только умножает ее...
– Как хорошо, что ты поехал со мной, – я чувствую, как тяжелая рука Сергея ложится на мое плечо и это прикосновение вновь выдергивает меня из липкого сиропа безумия.
Я пытаюсь улыбнуться ему. Улыбка, наверное, выходит жалкой.
– Хочешь, я достану водки? – вдруг приходит мне в голову мысль.
– Зачем? Будем как мичман, напиваться до бесчувственности?
– Нет, не для этого...
– Тогда для чего?
– Помянем...
Окончание фразы застревает у меня в горле. Я не могу этого выговорить. Стараюсь и не могу...
Тут взгляд Сергея проясняется. Из туманного и отрешенного он превращается в острый и жесткий.
– Прости меня! – это было сказано уже твердым голосом, – Конечно, мы должны помянуть Славика... Как же это я сам не... А где же мы достанем водку?
– Я найду. Подождешь здесь?
– Да. Но если хочешь – пойду с тобой.
– Нет. Не нужно. Я сам. Я быстро...
– Ладно.
Я поднимаюсь и иду к двери в вагон. Прежде чем открыть ее, я оборачиваюсь на Сергея. Он стоит у стены и глядит в окно. В ту самую черную пустоту, куда смотрел перед этим я. У меня возникает чувство "дежа вю"... Будто бы Сергей сейчас – это я сам...
Так странно все это...
Но как только я шагнул из тяжелого сумрака тамбура в теплый и светлый коридор вагона – это чувство сразу же исчезло.
Я подошел к купе проводницы, тихонько постучал и дернул дверь.
Она сидела за столом и что-то писала...
Маленькие, озорные глазки. Удивленно приподнятая бровь. На тонких губах – улыбка.
– Тебе чего?
Голос молодой и задорный, как и она сама.
– Мне бы водки достать. Мы тут с другом...
Ее улыбка становится шире.
– И только-то? А деньги есть?
Я протягиваю ей ладонь, на которой лежат три мятых бумажки и мелочь.
– Не густо, морячок! – она явно заигрывает со мной, без стеснения, – И это все, что ты можешь мне предложить?
Я смущаюсь. Впрочем, совсем немного.
– Мне бы водки... Очень надо...
– А мне бы – мужика... Тоже очень надо... – она прыснула смехом.
Я смущаюсь больше. Или только делаю вид, что смущаюсь? Я не знаю...
– Короче, – она встает, – Если придешь потом ко мне, когда все улягутся – дам водки. А деньги свои – спрячь. Так что? Придешь или нет?
– Приду, ладно, – я ничуть не удивлен такому обороту событий. Такое уже бывало со мной в поездах. И не раз.
– Смотри! – она в шутку грозит мне пальцем и достает из под сидения бутылку "Русской". – Вот, держи. И не забудь, что обещал! Друга тоже можешь привести...
Я беру из ее рук водку и поворачиваюсь к открытой двери, собираясь уйти.
Она легонько шлепает меня ладонью по заднице и опять хохочет.
– Смотри не перепей! Морячок!
Я краснею и вываливаюсь в коридор, сжимая заветную бутылку обеими руками, как знамя.
"Ну и блядь !" – проносится в моей голове мысль и я спешу назад в тамбур, к Сергею.
Он все так же стоит у двери и смотрит в окно.
– Достал?
– Да. Вот...
Я протягиваю ему водку.
– Нет, – он мотает головой, – Открывай ты...
Я срываю с горлышка алюминиевую пробку. Теперь Сергей осторожно берет бутылку у меня из рук. Он смотрит в пол.
– Давай выпьем с тобой, Андрюха... Давай помянем нашего товарища...
– За Славика...
– За Славика... – голос Сергея дрогнул и он приложился к бутылке первым.
Потом я.
Закусывать было нечем.
Водку я поставил в самый угол тамбура, чтобы случайно не опрокинуть.
Мы опять сели на корточки, друг напротив друга. Закурили.
Стало ли нам легче? Не знаю. Ну, разве что – совсем немного. Минут десять мы молчали. Только курили и слушали стук колес. Каждый думал о своем. Но в то же время – думали мы об одном и том же. Это было понятно без слов.
– Знаешь, Андрюха, ты молодец... – голос Сергея окреп и стал таким, к которому я привык за наш последний год совместной службы. – Ты заставил меня хоть что-то правильное сделать. А то я уже совсем... Того...
– Я вижу... Мне ведь тоже нелегко...
– Да, нелегко...
Мы опять немного помолчали.
– А где ты водку достал? – Сергей спросил это с интересом. Или мне показалось?
– У проводницы... – ответил я и усмехнулся.
Сергей заметил.
– Что такое? – краешек его губ тоже приподнялся. Совсем чуть-чуть.
– Денег не хватило. Но я договорился, что оставшуюся часть она возьмет натурой. Вернее – "договорилась" она.
– Да? – Сергей уже улыбался по-настоящему.
– А что было делать? – я пожал плечами.
– Теперь уж действительно делать нечего. Придется отрабатывать...
Мы тихонько хохотнули в один голос.
– А она хоть хорошенькая? – щеки у Сергея порозовели и это меня радовало.
– Не знаю... Я не успел заметить... Хлопнула меня по заднице... Представляешь?
– Представляю. Но твоя задница это пережила?
– Пережила, – я кивнул.
Тут мы поглядели друг на друга как-то странно и словно очнулись. У обоих в глазах застыл один и тот же вопрос: "Что это с нами ?".
Почему мы смеемся? Разве сейчас время для шуток?
Сергей потупился и я видел, что ему стыдно. Стыдно было и мне. Хотя стыд – не совсем то чувство, что мы испытывали. Скорее – неловкость.
Как же так? Улыбаться, после того, что произошло? Говорить о какой-то игривой и распутной проводнице, когда ты по собственной воле стал членом похоронной бригады?
Ведь багажный вагон не так уж и далеко...
– Знаешь, Андрюха, бери-ка ты бутылку и пошли в купе. Холодно тут... – прервал Сергей томительную паузу.
– Да, пойдем... – кивнул я в ответ, взял бутылку и мы поднялись.
* * *
Я открыл дверь в наше купе и уже собирался войти, когда Сергей, шедший следом, тронул меня за плечо.
– Андрюха...
Я повернулся к нему.
– Да, Сереж?
– А ты действительно хочешь пойти к ней?
До меня не сразу дошло, о ком он говорит. Потом я понял – о проводнице.
– Нет, Сереж. Если честно – совсем не хочу. Но я ведь пообещал...
– Раз так, то и не нужно никуда ходить, – мне показалось, что в голосе Сергея была ревность, – Я сейчас сам пойду и отдам ей деньги.
– Глупо все это получилось...
– Не бери в голову, – он посмотрел мне в глаза, – Иди, я сейчас вернусь...
Я отвернулся от него и вошел в наше пустое купе, а Сергей пошел дальше по коридору.
Первым делом я снял и повесил на место свою полумокрую шинель. Потом повернулся к окну и огляделся.
Верхний свет показался мне слишком ярким и я его выключил. Вместо него я зажег два ночника. Сразу стало уютнее. Купе теперь выглядело по-другому...
Мичмана все еще не было. Похоже, он не особо спешил вернуться к нам. Да и зачем? Я представил, в каком состоянии он вернется, когда решится на это. Поезд полон офицеров Флота, компанию он себе всегда найдет. Наше присутствие его явно тяготило. А до Москвы ведь еще так далеко...
Я подсел к столику. Поесть, может быть? Нет, не хочется... Ничего не хочется...
Вернулся Сережа. Так быстро?
– Ну что? – тихо спросил я.
– Ничего. Все нормально, – ответил он, закрыл дверь в купе и снял свою шинель.
Я понял, что тема исчерпана.
Сергей сел к столику с другой стороны. Он поглядел сначала на нашу бутылку с выпивкой, потом на меня.
– Разливай, Андрюха...
Я налил в стаканы немного водки и поставил бутылку на место.
Выпили молча.
– Не берет она меня совсем, – Сергей кивнул на бутылку.
Я тоже кивнул. Но дело было не в водке, конечно. Дело было в нас. Если так пойдет дальше, одной бутылкой мы не обойдемся...
Сергей откинулся назад и прислонился к стенке купе. Я же оперся на стол, положив на него локти.
Он смотрит в окно, за которым ничего не видно. А я смотрю на него...
Поезд стучит на стыках рельс, вагон покачивается и поскрипывает.
Сережа... Он такой красивый, в этой своей тельняшке... Но лицо, его лицо...
– Господи... Никто не знает, что это такое... Каково это... Никому этого не объяснишь... – неожиданно заговорил Сергей, – Вот он – живой, совсем рядом, говорит с тобой, смотрит на тебя... А потом... Потом он уже лежит на причале с простреленной головой... И повсюду его кровь... Даже у тебя на лице... Если бы ты видел его глаза, когда он стрелял... Если бы ты только их видел! Этого никогда не забудешь! Слышишь? Никогда!
– Я знаю, Сереж, все я знаю... – у меня щемит сердце – я ведь и сам был не так далеко, когда все это случилось.
– Да ни черта вы все не знаете! Ни черта.