Время перемен

Вытащив лежащий у меня между грудей батплаг, мать прижала его резиновое основание к моему заткнутому кляпом рту. Это было то самое чудовище, которое использовал папаша в "ночь игр".

– Смотри, – сказала она. – Как я натренировала твое тело.

Повернувшись, она стала медленно опускать задницу мне на лицо, пока головка не уткнулась в мое (теперь уже ее) очко. Затем, без каких бы то усилий, она с отвратительным чмоканьем насадилась жопой на дилдо. Такое ощущение, что анус просто засосал его внутрь.

– Надо сказать – не самый большой из тех, что побывали во мне. Но думаю, что, в общем, ты понял.
Она принялась стонать и крутить бедрами. Блин, да она действительно получала удовольствие от искусственного члена в заднице! Когда отец вогнал в меня этот батплаг, то я испытал жуткую боль, но, похоже, мое старое тело без труда с ним справилось. Я с отвращением подумал, что мать не рассказала мне и половины о тех мерзких штуках, которые она проделывала с моим телом.

Мать слезла с моего лица и вытащила дилдо из попы.

– Видишь, как я тебя люблю, – прошептала она мне на ухо. – Я даже смазала его специально для тебя.

Перепуганный до смерти я забился под ней.

– А ну перестань! – вызверилась она и стала отвешивать мне пощечины, пока я не сдался. – Правильно, умные шлюхи не сопротивляются!

Не тратя больше времени на болтовню, она сунула покрытое говном дилдо мне в попу, еще глубже при этом загнав "шарики удовольствия" еще дальше. Смазка смягчила боль от внезапного вторжения такой громадины. Но только лишь физическую боль, моральные раны стали даже глубже чем были.

– Видишь, – ласково сказала она. – Теперь, когда обе дырки у тебя растянуты как нужно, ты будешь вести себя хорошо. Когда твой живот станет совсем большим, папочка не сможет трахать тебя так, как он привык, – чмокнув меня в нос, мать начала играть с моими сосками. – Твоя обязанность, как любящей жены, – подставить ему попу.

С ее стороны это была не только месть за то, что я занимался в ее теле любовью с женщинами, нет, в моем лице мать мстила и отцу и, вообще, все парням с кем ей пришлось когда-либо спать. И она точно не остановится, пока не превратит меня в жалкую на все готовую блядь, которой ей самой так долго пришлось быть. Когда я понял это, то решил, что могу справиться с ситуацией, но все оказалось гораздо хуже.

– Ммм, тебе ведь нравится это, правда? – промурлыкала она, и, сунув руку мне между ног, стала вращать дилдо из стороны в сторону.

Сейчас, когда мое очко было достаточно растянутым, я почти не чувствовал боли, но мне невыносимо было видеть, как она наслаждается мои унижением.

– Тебе ведь это, правда, нравиться? – на этот раз ее голос было слышно раздражение.

Надеясь, что это хоть как-то ее успокоит, я кивнул. Я готов был сделать все что угодно, чтобы эта пытка прекратилась.

– Прекрасно! У меня такая смышленая девочка! – поаплодировав мне, она сунула в рот дилдо и устроила для меня своеобразное "отсос – шоу", затем с вздохом она вытащила его и пожаловалась мне. – Эти пластиковые штуки и рядом не стояли с настоящими.
Потом, пожав плечами, мать добавила:

– Но сейчас они пригодятся.

Когда эта небольшая пластиковая штучка погрузилась в мою намокшую писю, я впервые, с того момента, как мать притащила меня в спальню, испытал нечто похожее на удовольствие. Мне всегда нравились небольшие дилдо. Закрыв глаза, я заставил себя расслабиться, надеясь, что она решила и меня немного побаловать. Но не тут-то было.

– Разнежился, – хмыкнула мать. – Неужто, ты думаешь, что дилдо – это все, что тебе нужно? Нет, конечно!

Сильно сжав пальцами мои соски, она потянула их на себя:

– Тебе, блядь, нужен мужчина, а не эта пластмассовая дешевка!

И снова она надавила членом на мою щель, раскрывая ее еще шире, чем раньше.

– А-а-ах, охуительно туго. Блядь, СЛИШКОМ туго, – одним сильным ударом она вошла в меня, и настоящий хуй присоединился к своей пластиковой копии.

Удерживая дилдо рядом со своим членом, мать начала ебать меня ими одновременно. Одна часть моего влагалища, которую ласкало гладкое дилдо, посылала мне в мозг импульсы удовольствия, зато там, где орудовала мамашина дубина, наслаждение было смешано с болью. Металлический стержень в залупе, угрожал разодрать мою нежную розовую плоть в клочья.

К моему счастью, мать долго не продержалась. Кипя гневом, злобой, похотью, возбужденная до предела, она с искаженным в экстазе лицом, наполнила меня спермой.

– У-уф, – вытерев пот со лба, она наклонилась и поцеловала сначала одну мою грудь, потом другую. – Неплохой был урок, но мне кажется, что ты все-таки невнимательно отнеслась к нему.

Мать захохотала, и я поежился, услышав безумные нотки в ее смехе. Она явно была на грани, и могло произойти самое худшее.

– Никуда не уходи, мамуля, – она слезла с постели и сказала. – Пойду принесу пиво и сигареты. Потом отдохну, а ты в это время отсосешь мне.

Абсолютно сломленный, я смотрел, как она выходит из комнаты. Меня трясло от страха за свое будущее. Сегодня днем я почти сбежал из этого дома, но вместо этого очутился в ловушке, еще худшей, чем раньше. Теперь мать никогда не отпустит меня. Чего бы ей ни стоило, он она оставит меня для своего и отца развлечения. И вот тут-то впервые в жизни меня посетила мысль о самоубийстве.

* * *

– ... просыпайся. Деб, Деб, ты слышишь меня? Пожалуйста, Деб, проснись.

Я с трудом открыл глаза и увидел Шар, стоящую на коленях возле моей кровати. Ее волосы были растрепаны, косметика размазалась по лицу, глаза заплаканы, но все равно – она была самой красивой женщиной, что я когда-либо видел.

– Ш... Шар, – я едва мог говорить из-за пораненного горла. – Чт... чт...

– Тсс, молчи, – прижав к моим губам мягкий палец, она улыбнулась. – Я здесь, чтобы забрать тебя отсюда. Сейчас мы поедем ко мне домой.

Шарлин перерезала чулки, которыми меня связала мать, и помогла встать с постели.

– Подожди, – просипел я.

Сорвав с рук остатки чулок, я бросил их на пол. Запястья у меня распухли, покраснели и были покрыты мелкими ссадинами.

– Спа... спасибо, – едва смог выговорить я, и, сделав болезненный вдох. – Я... люб... люблю...

– Я тоже люблю тебя, Деб, – улыбнулась она. – А теперь давай уносить ноги из этого ебанного гадюшника, прежде чем твой мудак-сынок не очнулся.

Выводя меня из моей бывшей спальни, она отпихнула ногой мое старое тело, валявшееся на дороге. Не в силах сказать что-либо, я вопросительно посмотрел на Шарлин.

– Я пришла узнать, как у тебя дела. Тут выскочил Карл, обложил меня по-всякому, а потом заявил, что я соблазнила тебя, и теперь мне, говенной лесбе, навсегда закрыта дверь в этот дом.

Боже мой, матери было не достаточно отомстить в моем лице всем мужчинам в мире, теперь она обвиняет Шарлин в том, что она совратила меня – словно та виновата в том, что матери пришлось жить под гнетом своих тайных желаний.

– Я сразу же поняла – ты в беде. Попыталась силой войти в дом, но он захлопнул дверь перед моим носом. Тогда я выбила окно в гостиной и поймала его, когда он уже был наверху. Не спрашивай меня, как я догадалась – просто что-то внутри сказало мне, что тебя надо спасать.

Шарлин надело на мое обнаженное, измученное тело свой плащ, мы спешно вышли через переднюю, дверь и сели в ее машину.

– Чт... что ты с ним...

К счастью, она поняла мой полувопрос.

– Врезала ему сзади, а потом как следует вломила по его сраным яйцам. Блин, как же я люблю высокие каблуки. – Шар заразительно рассмеялась, и вскоре, несмотря на боль в горле, я присоединилась к ней. – Пока он валялся и визжал от боли, схватила настольную лампу в его комнате и вырубила парнишку.

После этих слов, я едва не лопнула со смеху, хотя мне и было очень больно, но рассказ Шарлин доставил мне истинное удовольствие.

Когда моя подруга, моя любовница, привезла меня к себе – нет, теперь уже к нам – домой, я наконец-то почувствовал себя в безопасности. Я нуждался в Шарлин, но это было больше чем просто секс. Я чувствовал, что нам суждено быть вместе, и никто не сможет нам помешать.

– Давай, милая. Пошли приведем себя в порядок.

Она помогла мне залезть в ванну, потом разделась и встала позади меня. Пусти воду, Шарин обняла меня, моя голова очутилась между ее мягких грудей.

Она была так нежна, что мне хотелось вечность провести в этой ванне.

– Шар, – горло словно терка, – Я должна... сказать тебе...

Мне было страшно, что она скажет, но я любил ее и хотел, чтобы Шарлин знала мою тайну.

– Я знаю, – прошептала она, целуя меня в шею. – Мы вместе воспитаем ее.

– Как... – начал я, но захлебнулся кашлем.

Шар еще крепче обняла меня, передав частицу свою силу, которая была сейчас мне так нужна.

– Карл сказал мне, – объяснила она

Я снова заплакал, но теперь это были слезы радости. Повернувшись к ней, я поцеловал ее, а потом спросил:

– Откуда... ты знаешь, что это девочка?

– Дебра, дорогая. Неважно кто что скажет, главное, что это будет наш ребенок, – поцеловав меня в ответ, она сама заплакала. – Разве наш ребенок может быть мальчиком?

Шарлин была права. Кивнув, я успокоился в ее объятиях, и позволила ей вымыть меня. Вода и лаковые руки Шар смыли не только грязь, пот, кровь, но и боль, стыд, вину. С ней я освободился от груза моей прошлой жизни и превратился в полностью другую женщину. И мне это понравилось. Очень.

Часть 3

– Точно, не хочешь со мной пообедать?

– Спасибо за предложение, но ответ отрицательный, – взяв дорожную сумку с заднего сиденья, Гвен хлопнула дверью машины.

Изо всех сил, стараясь не расхохотаться, она помахала на прощание водителю и повернулась к дому. "Даже если бы я не была лесбиянкой, то мне нужно было бы напиться до полной отключки, чтобы переспать с тобой", – пробормотала она про себя. Это было правдой – темноволосый коротышка, подвозивший ее выглядел так же плохо, как и пах. Но вовсе не случайный попутчик беспокоил Гвен, а перспектива вернуться туда, где не была почти три года.

Дзынь-дзынь. Она нажала на знакомую с детства кнопу звонку. Про себя Гвен молилась, чтобы дверь открыл Карл, ее брат. Если бы открыл отец, это было бы хуже, но не слишком. А вот если бы на звонок вышла бы мать... "Давай же", – прошипела она, нервно постукивая каблуком по крыльцу.

– Да-а? – брат явно не совсем проснулся, но, увидев сестру, оживился и глумливо протянул.